Демону нравилось меня смущать. Но он был первый, кто назвал меня принцессой. И мне это польстило.
– Мы с твоим дедом действительно ровесники. Ты хорошо знаешь историю Дассета. Но, значит ли это, что я так стар для тебя?
Я пожала плечами.
– Какая мне разница? Мне же не под венец с Вами идти?
Элиот чуть приподнялся на локтях.
– Кто знает, малышка, кто знает?
Я села на стул у окна и решила удовлетворить своё любопытство, вызванное пробелами в системе образования.
– Скажите, Ваше Величество! Почему одни бессмертные выглядят на двадцать пять-тридцать человеческих лет, а другие, как мой дед, на шестьдесят?
Демон пожал плечами.
– Всё очень просто. Бессмертные застывают на пике сил и возможностей. Твой дед ― особый случай. В молодости он был настолько хорош собой, что женщины народа Дуффало, которых, кстати, было большинство, просто теряли дар речи перед ним. Ему приходилось не управлять подданными, а спасаться от них бегством. Не смейся, так оно и было. И тогда он и решил, что для чародея самый подходящий возраст ― период где-то между зрелостью и старостью.
– Достаточно просто захотеть?
– Не всё так просто, но способы есть. Я надеюсь, ты не собираешься застыть глубокой старухой?
– Я об этом ещё не думала. Раньше я вообще не желала становиться ведьмой и всё бы отдала, чтобы вести смертную жизнь.
Король перевернулся набок.
– А что в ней хорошего, в такой жизни? Если бы я был смертным, то ценил каждую минуту. Но люди вечно спешат, суетятся, растрачивают себя впустую. Это у нас вечность в запасе, а они живут, старятся и умирают, даже не успев раскрыть все свои таланты и познать истинное наслаждение. Они не в состоянии обучить своих детей, передать им свой опыт, свою мудрость. Они не любят своих стариков и не желают впитывать их знания. Много ли ты знаешь смертных, которые ставили перед собой великие цели и добивались их? То-то и оно.
– Мне кажется, от вечности можно устать.
– Когда-то и мне вечность казалась скучной и однообразной. Но последнее время скучать не приходится. Кстати, а кто из дочерей Аковрана является твоей матерью?
При воспоминании о биологической родительнице я съёжилась.
– Гертруда.
– Гера? ― густые брови демона поползли вверх.― Да, повезло тебе, малышка! В юности она была сущей дьяволицей.
– Я уже поняла. Более того, я ничего о ней не знаю и не желаю знать. Мать, которая бросила ребёнка сразу после рождения, не достойна даже сожаления.
– А отец?
– Смертный. Но он умер меньше, чем через год после предательства Гертруды.
Элиот поманил меня к себе.
– Посиди со мной рядом, девочка! Даю слово, что больше никогда тебя не обижу.
Я подошла ближе и присела на край кровати. Несмотря ни на что, я верила грозному королю.
Мы провели вместе восемь дней. Себастиан быстро шёл на поправку и не нуждался во мне. К тому же за ним