Слуга пискнул что-то и понесся к зарослям неподалеку; за хворостом. А Ярославна – к изумлению и возмущению рыцаря – принялась разделывать барана его длинным клинком. Но сначала (как благородный рыцарь не сопротивлялся) женщины в шесть пар рук – вообще-то это была одна пара, его собственная – разоблачили его. В физическом смысле. Так что перед толстячком-слугой, с пыхтением притащившим первую охапку хвороста, господин предстал в какой-то полушерстяной фуфайке и подштанниках. Последним в кучу ржавого железа полетел подозрительно легкий шлем, прежде намертво державшийся на голове идальго посредством легкомысленных, совершенно дамских ленточек, увязанный под подбородком мертвым узлом.
Валентина даже не стала пытаться развязать этот узел; она дернула его сильными, несмотря на ужасающую худобу, пальцами, и в изумлении уставилась на результат этого рывка. Бантик, связанный на узел по примеру знаменитого гордиевого, выдержал. Зато расползся сам шлем, в котором железным был только навершие-шишак. Все остальное было не очень талантливо выполнено из какого-то картона, сейчас разломанного на мелкие кусочки. Шишак полетел к своим собратьям по рыцарским доспехам, а его хозяин горестно взвыл.
– Не ори! – шугнула его Валентина, отчего рыцарь ломанулся в самый укромный уголок собственной души, – лучше рассказывай.
– О чем? – пискнул от левой пятки бесстрашный искатель приключений, победитель «дракона».
– Обо всем, – отрезала Кошкина, – «Откуда, куда, зачем?». А главное – кто ты такой, и какого черта ты слоняешься без дела? Что – от своей Прекрасной дамы сбежал? Или выгнала?!
Он приклонил с вниманьем ухо,
Он жадно внемлет, чутко ждет,
И донеслось уже до уха
Цветет, блаженствует, растет…
Женщины, приклонившие с вниманием уши (одна пара на всех, и та чужая) захихикали, и это заставило идальго опять попытаться отставить горделиво ножку, уже лишенного и наколенника, и железного ботинка. Теперь на него шикнула Ярославна, как раз одним могучим ударом отделившая баранью голову от остального тела (тоже бараньего). Рыцарь поспешно заговорил, явно устрашенный последним движением собственной руки:
– Я – Дон Кехара, родом из провинции Ламанча, повелением господа бога нашего, странствующий рыцарь. Я бросил свой дом и домочадцев, чтобы в лишениях и опасностях сражаться с чудовищами, и бесчисленными ратями. Единственная цель моей жизни – чтобы все вокруг, и прежде всего побежденные мной герои, признали: нет на земле женщины красивей и добродетельней, чем Прекрасная Дама моего сердца – луноликая Дульсинея Тобосская.
Он испуганно замер; даже закрыл внутри себя глаза – не оттого, что на него сейчас готовы были обрушить гнев сразу шесть других красавиц (последнего не мог отрицать даже этот полоумный идальго). Нет – все вздрогнули от ликующего вопля Валентины:
– Вспомнила! – закричала она, звонко