Китайцы были очень вежливые и все влюбились в Дылду, и бежали за ней по выставке, где она выбирала себе китайский автомобиль, и приговаривали: «Пина Реонидовна, Пина Реонидовна» (Дылда преподает химию, не географию, поэтому не видит большого отличия между китайцами и японцами, у которых действительно нет в языке звука «л»).
Еще мы часто смотрим на уроках видеопрезентации ее любимого ученика Толяна Пандейкина, который садится перед камерой, включает ее и в течение пяти минут рассказывает о том, как он понимает смысл электролиза, или окисления, или расщепления молекул серной кислоты. На самом деле Толян никак это не понимает, он просто любит смотреть на себя, слушать себя, показывать себя. А Дылда любит Анатолия, как она его зовет, любит в числе некоторых других старшеклассников.
Мне это непонятно, конкретно Анатолий прыщав, говорит плохо, выглядит еще хуже, смотрит всегда в сторону, как будто там сидит тот, к кому он, собственно, и обращается, и сидит прямо на полу, поэтому у Анатолия всегда прикрыты глаза. Другие Дылдины фавориты не лучше. Но «Анатолий!»…
Толян скачал в Интернете нехитрую программу, где фотографии показываются с эффектами, звуками, американской поп-музыкой. И Дылда, плохо разбирающаяся в подобных возможностях, приходит в неописуемый восторг от продукции «Пандейкин-кампани», как сам Толян назвал себя и свои поделки. И за одну такую презентацию она может поставить Пандейкину четыре пятерки: за знание предмета, за оригинальность, за владение высокотехнологичным устройством (видеомыльницей, где есть кнопка «Включить» и кнопка «Приблизить») и за любовь к предмету.
Мне на его пятерки наплевать, но мне не наплевать на справедливость, которой нет. И на бесконечную глупость, которая царит у нас в классе благодаря Дылде.
Я как-то рассказала маме об этом Дылдином пристрастии – к мальчикам-старшеклассникам. Мама подумала и объяснила:
– Наверно, она всю жизнь хотела сына. Ты не знаешь, у нее есть дети?
– Есть. Сын. Двадцать пять лет. И муж.
– Значит, наоборот. Видит в каждом мальчике сына.
– Ага, и поэтому гладит их по плечам, оценки завышает, глупо смеется, называет полными именами или по отчеству? А они над ней ржут – за ее спиной. И пользуются ее слабостью.
– Дочка, – вздохнула тогда мама, – не углубляйся. Учителей ведь нужно уважать.
– Почему, мам?
– Потому что невозможно тогда ничему у них учиться.
– А если они ведут себя так, что уважать их не за что?
Мама не нашлась что ответить или сказала что-то такое неубедительное, что я просто не запомнила ее ответа. Что тут ответишь? Учителю в цирке и зоопарке не смешно. А ученику – смешно?
– Сашенька, вставай, папа звонит… – Мама растерянно протягивала мне телефон, присев рядом со мной на кровать.
Я краем глаза глянула на большой будильник в виде встревоженной совы. Конечно, у нее такой встревоженный вид – сову, когда ни разбуди, ей все равно