Явные следы вымысла носит на себе связный рассказ писателя II века по Р. X. Лукиана Самосатского о том, как Геродот, завершив свой труд на азиатской родине и желая возможно скорее и легче прославиться, решил не читать его поочередно в важнейших городах Эллады, каковы Афины, Коринф, Аргос, Лакедемон, но выступить на начинавшемся тогда Олимпийском празднестве перед знаменитостями, которые собирались здесь со всей Эллады. Он занял место в Олимпии на площадке храма и прочитал свое произведение перед многолюдным собранием. Эффект получился необычайный. «Восхищенные слушатели приветствовали девять книг, на которые сочинение было разделено, наименованием их по девяти музам, каковое они навсегда и удержали. С этого момента известность автора была так велика, что перед ней померкла слава победителей в состязаниях. Впоследствии самый невежественный человек в Элладе знал имя Геродота».
Недостоверность, сама невозможность рассказанного Лукианом изобличается без труда. Во-первых, деление на девять книг не принадлежит самому автору, тем менее наименование их музами. Для обозначения предыдущих и последующих частей своего труда Геродот пользуется неопределенными выражениями вроде: «в другом рассказе» или повести, предании (εν αλλω λογω II, 38; VI, 39), «в первом из рассказов» (εν τω πρωτω των λογων V, 36), «в последующих рассказах» (εν τοισω οπισω λογοισι I, 175) и т. п. Искуственность и, так сказать, насильственность нынешнего деления ясно показал Ад. Бауэр в своем исследовании «Die Entstehung des Herodotischen Geschichtswerkes» (1878); гораздо раньше его А. Кирхгоф по рассмотрении плана сочинения пришел к выводу, что деление на девять книг не могло исходить от Геродота, так как не имеет ничего общего с подлинным распределением всего материала. Кроме того, как примирить с рассказом Лукиана о появлении Геродота из Галикарнасса на Олимпийских играх присутствие в сочинении историка указаний и намеков на события Пелопоннесской войны, т. е. после 431 года[19]. Деление на девять книг, уже известное Диодору Сицилийскому (IX, 37. 6), т. е. в I веке до Р. X., происходит от александрийских грамматиков; обозначение книг именами муз должно было последовать позднее. Во-вторых, сочинение Геродота не могло восхищать эллинов в такой степени, как рассказывает о том Лукиан, потому что далеко не все эллинские государства изображены историком в выгодном свете: многие города в знак покорности поспешили выдать персам землю и воду, и настоящими спасителями Эллады Геродот называет одних афинян. «Здесь я вынужден