Московское царство и Запад. Историографические очерки. С. М. Каштанов

иммунитет из механики реализации феодальной формы земельной собственности. Оба они говорили о свойственном феодализму «соединении» собственности на землю с властью над людьми[289], т. е. ставили собственность и иммунитет в ряд явлений одного порядка. Однако Павлов-Сильванский придерживался публично-правовой концепции иммунитета, считая его по содержанию государственным правом, и это право он иногда трактовал не просто как «соединенное» с земельной собственностью, а как органически «приданное» к ней. Характерно в этом плане его замечание, что составитель одной грамоты видит в иммунитете «естественный придаток» (курсив мой. – С. К.) к праву собственности на село[290]. Покровский по существу противопоставил публично-правовой концепции иммунитета представление о частноправовой его природе (власть «старых родителей» и холоповладельцав), и частное право на людей у него гораздо больше оторвано от права собственности на землю, чем у Павлова-Сильванского иммунитет как конструкция публичных прав от землевладения в узком смысле слова. Можно даже сказать больше, в схеме Покровского феодальная собственность на землю ни в малейшей степени не играет роль источника иммунитета.

      Именно поэтому, не найдя в патриархальных и рабовладельческих отношениях причин установления власти монастырей и церкви над людьми, Покровский оставил открытым вопрос о происхождении «положительного» иммунитета духовных феодалов и не дал общей концепции возникновения иммунитета, удовлетворительно объясняющей наличие его у представителей различных господствующих сословий феодального общества.

      К заслугам Покровского принадлежит попытка проследить развитие иммунитета на всем протяжении существования феодализма в России. Как известно, К. А. Неволин резко противопоставлял юрисдикцию русских землевладельцев раннего периода (в отношении «людей свободных») судебным полномочиям позднейших помещиков (в отношении их крепостных). В. И. Сергеевич и М. А. Дьяконов, напротив, провели единую линию от иммунитета до крепостного права. Эту последнюю тенденцию воспринял Покровский в своей «Русской истории…» (1910–1912 гг.), а вслед за ним – П. И. Беляев (1916 г.)[291].

      В «Русской истории» Покровский говорил об иммунитете как сословном праве[292] без указания того, был ли этот характер сословного права присущ иммунитету с самого начала его существования или он установился позднее. В «Очерке» автор, признавая некоторую выборочность ранних пожалований, прослеживал постепенное превращение иммунитета в сословное право: «… В церковном иммунитете мы видели уже образчик светского табу, распространявшегося на целую категорию лиц. Дальнейшее развитие иммунитета и заключалось в применении его ко все новым и новым случаям, и в распространении его на целые общественные группы»[293].

      Способом такого «распространения» иммунитета Покровский считал выдачу не только собственно жалованных, но и уставных губных и земских