– Почему?
– Из-за его готовности настаивать на самых крайних мерах. Причем он делает все якобы для безопасности несчастных англичан. Ладно. Положим, Карфельд действительно настроен против британцев и против Общего рынка. А Брюссель здесь играет важную роль. Присоединение Великобритании к рынку затрагивает националистический нерв и бесит руководство Движения. Пятничная демонстрация действительно внушает тревогу, и мы все на грани истерики. Любой искренне готов согласиться с этим целиком и полностью. И то, что произошло в Ганновере, тоже омерзительно. Но все же нам не требуется столь повышенного внимания к себе, такой навязчивой заботы, в самом-то деле! Сначала комендантский час, потом телохранители, а теперь еще их треклятые машины повсюду. У всех такое чувство, что он намеренно берет нас в окружение. – Потянувшись, де Лиль взял огромных размеров меню изящной, почти женственной рукой. – Как насчет устриц? Разве не это еда настоящих мужчин? Здесь они есть круглый год. Насколько я понимаю, поставки из Португалии или еще откуда-то.
– Я их никогда даже не пробовал, – сказал Тернер с легкой агрессией в тоне.
– Тогда вам надо брать сразу дюжину, чтобы восполнить пробел, – легкомысленно предложил де Лиль и отхлебнул мартини. – Знаете, очень славно поговорить с кем-то, прибывшим из внешнего мира. Вероятно, вам не совсем понятны причины. Мне так кажется.
Караван барж направлялся вверх по реке, борясь с течением.
– Наверное, причина недовольства кроется в том, что наши люди не воспринимают конечной целью всех мер предосторожности именно свою безопасность. Немцы как-то внезапно ощетинились, словно мы чем-то спровоцировали их, как будто это мы виноваты в беспорядках. Они теперь с нами даже разговаривают через губу. Какие-то тотальные заморозки в отношениях. Да. Именно так я бы это назвал, – заключил он. – Они обращаются с нами как с враждебной им силой. А это вдвойне досадно, потому что мы буквально умоляем их полюбить нас.
– Он с кем-то ужинал в пятницу вечером, – неожиданно произнес Тернер.
– Неужели?
– Но об этом нет пометки в его ежедневнике.
– Вот ведь растяпа. – Де Лиль оглянулся по сторонам, но никто не торопился подойти к их столику. – Куда подевался этот мальчишка-официант?
– Где был Брэдфилд в пятницу вечером?
– Замолчите! – резко шикнул на него де Лиль. – Мне не нравятся такие вопросы. И есть еще, конечно же, сам по себе Зибкрон как личность, – продолжал он затем как ни в чем не бывало. – Всем нам известно его лукавство, все понимают, что он манипулирует коалицией, как всем ясны и его политические амбиции. Кроме того, в следующую пятницу ему предстоит справиться с ужасающе сложной проблемой обеспечения порядка, а многочисленные враги так и ждут случая объявить, что он потерпел неудачу. Щекотливая ситуация… – Он кивнул головой в сторону реки, словно она каким-то образом тоже стала частью сложного положения. – Так зачем было проводить шесть часов у больничной койки бедной фройлен Эйх? Что занимательного