– Ола! – улыбнулся в ответ Гена. Привет, мол, как дела?
Парни неожиданно поклонились, тот, что в тюрбане, снял заплечный мешок и, присев на корточки, принялся доставать из него какие-то вещи, выкладывая их рядом с собой на песке. Блестящие стеклянные бусы, разноцветные флакончики, резные шкатулки, простенькие браслетики, перстеньки и прочая бижутерия.
Продавцы сувениров, ага. Только вот торговались они как-то странно: выложили все на песок и отошли: мол, смотри, выбирай, никто на тебя не давит.
Можно, конечно, было и послать этих торговцев куда подальше, да не хотелось зря обижать людей, тем более с утра. Работа у них такая, бизнес, что поделаешь? Бусы, кстати, неплохо бы Розалинде презентовать… или лучше духи? Да, духи – лучше.
Пожав плечами, Геннадий наклонился, взял в руки флакончик. Изящный, сделанный из толстого матово-голубого стекла под средиземноморскую древность. В горлышко вставлен не пластик, а пробка…
Открыв, Гена понюхал сначала один… потом другой… а на третий уже не хватило сил. Все вокруг поплыло, зашаталось, и песок вдруг рванул к глазам… и белый свет превратился в черный… как воды далекого озера Муст-ярв.
Иванов пришел в себя в каком-то сарае, среди таких же, как и он сам. Из одежды – одни купальные шорты, ни мобильника… ни сердоликовой бусины. Все сперли, черти! Голова, конечно, болела, но все же не настолько сильно, чтоб совсем нельзя было соображать. Что с ним произошло, Гене, в общих чертах, было совершенно ясно. Чертовы гопники подсунули отравленный аэрозоль, вырубили, обобрали… да и самого прибрали, похитили. В заложники, что ли, взяли? Судя по всему – так. Как и всех этих людей…
– Э-эй, – привалившись спиной к стенке, молодой человек дотронулся до локтя ближайшего соседа – курчавого смуглолицего парня. – Спик инглиш? Парле франсэ? Эспаньоль?
Испуганно отпрянув, парень что-то буркнул в ответ. Гена повел плечом. Совершенно непонятный язык. Наверное, каталонский.
Народу в сарае оказалось немало, с дюжину человек, парни да молодые мужчины. В основном смуглолицые брюнеты, но встречались и светловолосые бородачи, впрочем, ни по-русски, ни по-английски они не говорили, а немецкий, тем более испанский, Иванов не знал. Сарай был заперт, сквозь щели меж толстыми досками проникали внутрь полоски яркого солнечного света, отчего и все узники казались какими-то полосатыми, будто в лагерных куртках-пижамах.
Всех держали взаперти, и пока было непонятно – кто и зачем. Исламисты, игиловцы – очень может быть, потому как кроме них больше, пожалуй, и некому. Разве что – торговцы человеческими органами. Нет уж, тьфу-тьфу… лучше уж исламисты… А вообще, непонятно, что лучше… или уж – что хуже. Смотаться бы отсюда как можно быстрей, используя подходящий случай.
Понемногу приходя в себя, молодой человек еще раз внимательно осмотрел помещение. Осанистое, надежное, грубое. Крепкие, вкопанные в землю