– Скорее бы все кончилось, – Скопин, вновь отпускавший усы, отвалился от столика и начал ковырять в зубах спичкой. – Силов нет, все высосал лазарет проклятый.
– Погоди немного, – собирая остатки закуски, серьезно пообещал ему Ромин, – недолго осталось терпеть…
В воздухе нещадно болтало – самолет вздрагивал и неожиданно ухал вниз, подпрыгивая, как старый разболтанный автобус на ухабистой сельской дороге, и тогда казалось, что все внутренности разом подкатывают к горлу и норовят через рот выскочить наружу, навсегда покинув свое привычное место. Моторы натужно завывали, транспортник упрямо карабкался выше, ныряя в густые облака, закладывало уши от перепада давления, а потом снова встряхивало, уходил из-под ног решетчатый пол из аккуратных деревянных реек, мутило и подбрасывало. Когда падение замедлялось, пол словно ударял в ноги.
Скосив глаза, Волков увидел в синем призрачном свете салона лицо сидящего рядом Семенова – неестественно бледное, потное, с полуоткрытыми глазами. Заметив, что на него смотрят, он попытался улыбнуться, но улыбка получилась кривой и жалкой. Антон подмигнул ободряюще и отвернулся – сам наверняка выглядит ничуть не лучше, а к горлу подкатывала новая волна тошноты. Нет, рожденный ползать летать не может, однако приходится.
Но вскоре болтанка прекратилась, моторы загудели ровнее, затянув свою заунывную песню на одной ноте: чувствовалось, что набрали приличную высоту. Из кабины вышел один из летчиков и, весело улыбаясь, заглянул в лица пассажиров – как там они, живы еще?
– Оторвались, – перекрикивая гул моторов, сообщил он.
– От кого? – поправляя на груди ранец парашюта, опросил Семенов.
– Ночные истребители, – нагнувшись, объяснил пилот. – Днем они спят или ходят в темных очках, как кроты, чтобы в темноте видеть, а как стемнеет, вылетают на охоту за нашими. Настырные, просто спасу нет. Штурмовики уже два раза их аэродром накрывали, да видно, мало.
Похлопав пассажиров по плечам тяжелой ладонью, летчик снова улыбнулся и ушел. Прикрыв глаза, Антон судорожно глотнул несколько раз – никак не пропадали тошнота и давящая боль в ушах. Нет, внизу, на земле, все же как-то привычнее и спокойнее, чем под облаками.
Надежного аэродрома у партизан нет, придется прыгать на свет костров, выложенных условной фигурой, которая менялась каждый день, о чем договаривались шифровками по рации. Сегодня должны зажечь «звезду» – пять костров и один в середине. Интересно, какая там поляна, угадаешь ли точно на нее? Падать на деревья очень не хотелось, а кругом будет лес. Да ну его, думать об этом…
Оправившийся Павел Романович повеселел, достал из кармана комбинезона спрятанную перед вылетом плитку шоколада, знаками показал, что угощает, но, увидев отрицательный