– Зарекалась ворона говно клевать, – задумчиво сказала Алла. – Ай, не обращай на меня внимания. Это так, мысли вслух… Что-то курить ужасно хочется, да и выпила бы я чего-нибудь для поднятия тонуса. Твой тонус как? – Она провела рукой внизу его живота. – Видишь, надо, надо тонус поднять!
Они, как были голые, перебрались на кухню. Алла сидела, дразня его – одна нога на полу, вторая на табуретке.
– Да хрен с ним, с этим Петерсеном, правда, Игорек? – залихватски сказала она, наливая ему и себе. Коньяк тепло желтел в пузатых бокалах, обещая согреть, расслабить. – Позвонит он сегодня, собака, или нет? – прошептала вдруг она словно про себя.
Они выпили, но вместо того, чтобы чем-нибудь зажевать алкоголь, она заговорила снова:
– В Америке этой гребаной, или откуда он, этот самый Петерсен, наверно, и вправду можно позволить себе честно жить. А у нас? – Алла с жадностью закурила, продолжила, не глядя на него и пуская дым к потолку: – Но вот у них там аукционы эти знаменитые – Сотби, Кристи… И что, ты мне скажешь, что там не торгуют ну… как бы это поделикатнее – сомнительными вещами?
– Вот именно, что сомнительными, – кивнул Игорь Альфредович. – Да, они работали честно, эти аукционы, старались, во всяком случае. До тех пор, пока в Европу не повалили наши дорогие соотечественники, новые русские, так их!
– Не смотри на меня, – словно не слушая, прервала вдруг она, встала и подошла к холодильнику, нагнулась, выискивая что-то в его освещенном чреве.
Какое там не смотри!
– Ну, и что ты замолчал-то? – невинно спросила Алла, возвращаясь к столу с двумя большими помидорами и баночкой майонеза. – Ужас как помидоров вдруг захотелось! Ну, так что ты замолк? Я тебя очень внимательно, между прочим, слушаю!
– Как новые русские подвалили – так сразу все изгадили, испоганили, нувориши, ублюдки безмозглые… Поначалу наши толстосумы так вздрючили цены, что у Европы бедной волосы встали дыбом. Хватали и хватают все, что под руку попадется. Все скупают! – снова начал он, завороженно глядя на то, как при каждом ее движении шевелятся, живут над столом своей собственной жизнью ее красивые груди. – Государство, музеи – не могут даже прислать на аукцион своего представителя, не то что купить, а эти – метут все подряд. И кто, Аллочка, кто? Артисточки, певички или ворье! Да раньше такую публику и на порог бы…
– Артисточки, значит, не тот покупатель, а ты, значит, в самый раз, да? – усмехнулась Алла. – Сам-то ты кто?
– Я?! – довольно искренне изумился Игорь Альфредович. – Да в моем роду, если хочешь знать, были бароны и даже графы. Моя фамилия – Решетников – в Бархатной книге!
– Слышала я про эту вашу Бархатную книгу, слышала. И всегда удивлялась: если вы там все были, в этой книге, чего ж вас Советы всех не перешлепали? Как удобно: открыл книгу – и вот тебе готовые списки. А? – Она захохотала. – Ну ладно, ладно, не обижайся… граф. С какой только стати ты, потомок аристократов, в откровенную уголовщину