– Сара, ты не понимаешь, у нас большое несчастье.
– Сема, пусть голова болит у твоего начальника, она большая.
– Они преследуют меня, они не люди, они не наши люди, – чуть не плача, жаловался он.
– Сема, у тебя мозги пошли в отпуск без денежного содержания.
Она бросила еще одну сосиску Семе в тарелку и вышла из комнаты. Он молчал, ковыряя вилкой холодную сосиску. Мысли его были где-то далеко-далеко.
– Шо я тебе имею сказать, – послышался голос Сары, – бери лопату и начинай работать, иначе я заберу Изю и уеду к маме.
Сема понимал всю безвыходность своего положения. Женился он на москвичке из приличной семьи, по окончании института. В то время семья жила в Одессе. После случая с дедом отец забрал всех поближе к родственникам матери. Таким образом, в Москве Сема оказался в примаках, как говорят на Украине. В памяти всплыли эпизоды приезда Семы в Москву.
После долгих переговоров родителей, бесконечных звонков из Одессы в Москву, Семе было дано «добро». Сема быстро простился с Одессой, и его срочно погрузили в поезд, в плацкартный вагон, и через двадцать четыре часа он оказался в Москве. На Киевском вокзале его встречали будущая жена Сара с мамой, сестра мамы и тесть. Прибыл состав «Одесса – Москва». Двери вагона открылись, и на свет появился торшер, а за ним Сема с подушкой, привязанной к чемодану. Радостно улыбаясь и громко заявив: «Я приехал!», – Сема предстал перед остолбеневшей и онемевшей «квадригой». – Я приехал, – уже чуть робко повторил Сема. Будущий тесть, потерявший, видно, ориентацию от увиденного, развернулся и хотел было сбежать, если бы не теща и ее сестра, повисшие у него на руках. Сара, отойдя от шока, стала нервно хохотать. Но жирная точка была поставлена в тот момент, когда двое носильщиков вынесли из вагона и поставили рядом с Семой радиолу «Ригонда». Вокзал опустел. Состав убрали. На перроне остались только «квадрига» с сидящим на ящике «Ригонды» растерянным Семой, прижимающим к груди пуховую подушку.
Теща была хорошей женщиной и даже любила его, но любовь к дочери была сильнее, и все семейные конфликты заканчивались на Семе. Тесть не вмешивался, так как был лишен права голоса. Соответственно, ребенок тоже воспитывался в неуважении к отцу. Расстаться не хватало ни сил, ни мужества, поэтому вся жизнь проходила с раной в сердце и болью в душе. Конечно, это не типично для еврейской семьи, но чего теперь ни бывает в нашем цивилизованном мире.
В гостинице «Метрополь», в номере тринадцать, шло совещание. Дениц в домашнем халате сидел в кресле и читал газету. Перед ним навытяжку стояли Азазель, Лукавый и Косматый. Мегира, служанка, стоя за креслом, массировала ему шею.
– Ну что, повеселились? Что же вы меня позорите перед Михаилом Авраамовичем? Вернуть вас всех обратно?
– Нет-нет, мы непременно исправимся, так сердце болит за народ, – оправдывался