– Дочь моряка, – печально ответил парижанин, – она глубоко убеждена, что отец ее был честным человеком, вполне достойным имени матроса, и не ведает, что он затоптал это имя в грязь, сделавшись пиратом.
– Она! Бланш! Дочь Флаксхана, главаря бандитов моря! Хорошо еще, что только мы знаем эту ужасную тайну и никогда не выдадим ее. Наша маленькая сестренка Бланш будет счастлива.
– Отец ее умер, раскаявшись. Вина его прощена. Ты прав: дитя будет счастливо…
– Да, забота о ее счастье тяжелым гнетом лежит у меня на сердце. Чем больше я думаю об этом, тем неестественнее мне кажутся все последние несчастия. Господин Андре разорен, доктор тоже, у командира осталось только его жалованье, на которое он должен содержать мать и сестру. И все это случилось меньше, чем за два года. Господин Андрэ, желая поправить свое расстроенное состояние и оставить что-нибудь своей приемной дочери, организовал на последние средства компанию «плантаторов-путешественников» в Суматре. Мы встретились с ним перед отъездом, он пригласил меня, я согласился; ты был тогда в Тулоне, куда тебя вызвали, и мы отправились в обществе доктора. Поначалу все шло хорошо; но потом мы поплыли в Макао искать работников. И эта прогулка при совершенно ясной погоде сводит нас с бандитами моря; на нас нападают, грабят и, вдобавок, запирают. У нас отняты все возможности действия, и мы втроем, третий чуть не дитя, сидим сложа руки на неизвестном подводном рифе, недалеко от берегов Новой Гвинеи.
– Уж не думаешь ли ты, – смущенно возразил Пьер, – что последнее наше несчастье – дело рук наших врагов?
– А почему бы и нет?
– Мы теряем время по пустякам; пора, наконец, взять реванш. Нам необходимо во что бы то ни стало и как можно скорее возобновить наше прерванное плавание, добраться до цивилизованных стран, бороться, энергично бороться с несчастиями…
Пробыв на пустынном острове до полудня, путешественники спустили пирогу на воду и, запасшись черепахами, вскоре оставили далеко за собой коралловый риф, кратковременное пребывание на котором пробудило в них так много дорогих, полных драматизма воспоминаний.
Четыре дня они плыли, не встречая на своем пути ничего, кроме нескольких больших земель, отделенных от них группой островов, принимаемых Фрикэ за острова Антрекасто. Там обитали чернокожие, столь же гостеприимные, судя по проклятиям и угрожающим жестам при появлении пироги французов, как и жители острова Вудларка.
Высадиться на берег было невозможно, несмотря на огорчение Пьера, которому хотелось отдохнуть на земле, а главное, полакомиться чем-нибудь более питательным, чем дрянь, захваченная на скорую руку.
К Фрикэ снова вернулась обычная веселость, и он, позабыв невзгоды, бесцеремонно потешался над самим собой и над товарищами.
– Мой начальник Пьер, – говорил он, – сильно занят своим желудком. Пускай он подождет немного, и его угостят, как в самом лучшем бульварном ресторане.
– Гм! – злился добродушный моряк. – Бульвары!