Все прошло действительно культурно. Мы не рыгали и не пердели. Более-менее знали текст. И имели большой успех. Мы сорвали продолжительные аплодисменты. Правда, цыганский оркестр из Смедерево встречали еще лучше, чем наши декламации и монологи, но и нас расхвалили на все лады.
Завтрашний Чистый понедельник, несомненно, – более важное событие, чем вечернее культурное мероприятие. Все пойдут на кладбище и вспомнят, что лучшие из них умерли.
Все на этом. Ниже лежали бумаги с высоким каролингским письмом и примечаниями покойного Дорогого Дьявола. Мики с нетерпением просмотрел его комментарии и пометки.
В последнее время он вроде бы полностью утратил интерес к во зло употребляемой истории, как, впрочем, и ко всему остальному. Хотя раньше любил читать исторические книги и довольно много знал о выдающихся личностях и событиях девятнадцатого столетия. А то, что пережил в Гроцке 1876 года неизвестный автор путевых записок, Мики как будто сам прошел в годы, предшествовавшие югославским войнам 90-х годов двадцатого века. Пробуждение национального самосознания и все, с этим связанное.
«Боже, как только вспомню, – с усмешкой размышлял Мики. – Как и мы, твердый костяк…» Мики хотел воссоздать в памяти одну сцену в кафе, когда он с компанией пел запрещенные националистические песни. А потом… Потом… Он никак не мог вспомнить, где это было и что там на самом деле произошло потом. Память отказывалась воскрешать его былых друзей и случаи из жизни, которые Мики пересказывал не один десяток раз при разных обстоятельствах. Единственным, что рисовало его воображение, был трактир в Гроцке, усатый Чолак с гуслями, Стевча, Раткович… Мики казалось необычным, что он так ясно видит лица людей, о которых прочитал всего несколько строк, но не может вызвать в памяти ни имен, ни лиц своих друзей, с которыми проводил многие дни и месяцы.
«Стоп-стоп, мы сидели в… в…» – усталый священник напряженно попытался припомнить название или вид кафе, в котором случилось то, что уже случилось, но опять оказался за грубо отесанным столом в грочанском трактире. Вот местные выгнали из трактира цыган, а пучеглазый Чолак начал играть на гуслях. А затем – полет над домашней и лесистой Сербией.
«Боже, что это со мной?» – задался вопросом Мики и быстро протер глаза тыльной частью ладони. Чтобы справиться со странным головокружением, нахлынувшим на него, священник сосредоточил внимание на бумагах перед собой.
Из-под высокого каролингского письма выглянул лист бумаги, очень похожий на лист из Гроцке, но только сильно пожелтевший и хрупкий, перевязанный тонкой трехцветной веревкой. Буквы на нем почти совсем поблекли. Мики аккуратно развязал веревку, стараясь высчитать, какой это год – 6947-й. Он знал, что от этого числа нужно вычесть пять с чем-то тысяч лет (сколько, как когда-то считалось, прошло от сотворения мира до Рождества Христова). Но никак не мог вспомнить, сколько именно. И потому схватил комментарии Дорогого Дьявола. Быстро пролистывая