Её слова были, как гром среди ясного неба, во всяком случае, эффект был такой же. Не только я впал в ступор, но и ребята оказались не готовы к такому резкому повороту. Вытаращив от неожиданности глаза и не зная, как поступить, они смотрели то на меня, то на Людмилу.
– Ты что? – вступилась за меня Лариса, сжигая Людмилу испепеляющим взглядом. – Ты здесь слишком мало была, для того, чтобы судить нас.
Она резко поднялась, сжимая кулачки и очень напоминая разгневанную до предела фурию.
– Постой, – неблагодарно оборвал её я, приходя в себя и пытаясь защитить Людмилу, которая, почувствовав общее неодобрение, сжалась в неприметный комочек. – Я сам могу за себя ответить, – жёстко подытожил я, окончательно рискуя навлечь на себя гнев Ларисы.
– И ты ещё защищаешь её? – удивлённо спросила Лариса, одарив меня таким взглядом, от которого мне стало совсем нехорошо, и засмеялась. – Ты прав, Злат, я здесь лишняя.
Она резко повернулась, оттолкнула в сторону стул и, звонко цокая каблучками, быстро пошла к выходу из бара.
– Постой, – тупо повторил я, не зная, что сделать, чтобы сгладить возникший раскол. – Просто, она многого не понимает, – но Лариса не остановилась. – Да, я рад, – продолжил я, проводив взглядом Ларису и поворачиваясь к Людмиле. – Рад тому, что остался жив. И рад тому, что у меня, возможно, появилась возможность убивать. Только не тех, беззащитных тварей, которые пытались защитить свою землю, и которых мы гробили сотнями каждую высадку, а других, тех, кто по-настоящему заслуживает смерти. Это наш шанс. Это наш единственный шанс, и я не намерен его упускать.
– Прости меня, Злат, – Людмила опустила голову. – Я не хотела тебя обидеть. Я никого не хотела обидеть. Я сама не понимаю, что на меня нашло. Наверное, это из-за того, что мне тоже придётся убивать. Мне страшно, Злат. Я боюсь.
– Ничего, Люда, – улыбнулся я, чтобы хоть как-то её приободрить. – Всё нормально. Просто ты устала и тебе надо немного отдохнуть. У нас есть ещё пара часов. Пошли, я покажу тебе нашу комнату.
Я сидел и смотрел на Людмилу, которая, как-то по-детски обняв подушку и свернувшись калачиком, спала на моей кровати. Что ждёт её дальше? Что ждёт всех нас? Сегодня, под давлением всех этих событий, она не выдержала и сорвалась, невольно внеся раскол в нашу дружную кампанию. Но это ничего, это не смертельно, даже если нам и не удастся преодолеть созданный ею раскол. Будет хуже, если она сорвётся в другом месте, там, где на карту поставлена жизнь.
Я вспомнил Василия, вспомнил, как сорвался он, вспомнил, как он отшвырнул в сторону автомат и, последними словами проклиная крахров, бросился на огромного синего паука, пытаясь задушить его голыми руками. А мы, как завороженные, смотрели на него и слушали треск его ломающихся костей. Потом мы, конечно, убили паука, разорвав на части его мохнатое тело длинными и многочисленными очередями, продолжая стрелять даже тогда,