Удар был неожиданным и потому – сильным, ничего не скажешь. В замешательстве, на секунду, возник вопрос: и что теперь делать? Вскинуть лапки, сдаться без боя, и, сдав билет, уйти? Нет, это не выход. И не выходить – тоже не выход. Отказаться от Л – ой, попросив другого экзаменатора? Но какие для этого имеются основания? Никаких.
Потом – почти успокоился: «все, что ни делается, делается к лучшему». Если вызывают и избежать этого никак нельзя, невозможно – надо идти, смирившись с неизбежным. Ведь, «любой, даже самый ужасный конец, все равно лучше бесконечного ужаса»!
Что и сделал некоторое время спустя. Честно собрал «пожитки» (и себя, заодно) и, как в омут головой – шасть! – двинулся к экзаменационному столу, сел подле Л – ой, разложился с со своими листочками – бумагами, приготовившись к ответу.
Но, как выяснилось, подняла меня Л – а из «берлоги» моей явно рановато – поспешила, неугомонная, не завершив, не оформив окончательно дела свои с предыдущей своей «крестницей».
Стара история, как мир: доцент Л – а поставила «двойку» абитуриентке. Очередную – очередной. Это нормально. Поставила и поставила. Но, представьте себе, неудачница наотрез отказалась покинуть аудиторию. Плачущая девушка сидела перед доцентом Л – ой и назойливо тянула:
– Пожалуйста, поставьте «тройку». Я же ответила на два вопроса из трех…
– «Тройка» вас не спасет. Задача не решена. Вы не пройдете…
– Пройду! Сдам остальные предметы на «пятерки» – пройду. Поставьте «тройку», что Вам стоит!
– Даже если сдадите на «шестерки», девушка, все равно не пройдете! Так что, давайте, не будем задерживать остальных!
Как несчастная ни пыталась, как ни умоляла о снисхождении, ей так и не удалось растопить лед непреклонного сердца железного химического доцента. Ушла в слезах…
Не знаю, так ли это было, на самом ли деле, или только показалось мне это, но когда дверь за горемыкой закрылась, Л – а как – то странно вздохнула. С еле уловимым, но – сожалением, сочувствием. Так мне показалось в самый первый момент.
Сердце мое тут же взыграло, отреагировав на событие это стремительным возрастанием надежды на благополучный исход собственного моего испытания:
«Ага, стало быть, даже им, самым твердокаменным и безжалостным, тоже, тоже временами приходится не слишком сладко»!? Почему – не знаю, но было такое ощущение! Да, по всему выходило, что даже эти «железные монстры», вершители судеб людских, судьи строгие и беспощадные, даже они способны со – чувствовать, со – переживать и со – страдать!?
Впрочем, тут же выяснилось, что радоваться было особенно нечему, что «слезы» доцентские были не настоящими, «крокодильими». Ибо, экзаменаторша тут же активно принялась и за меня:
– Ну,