Он счел должным думать о делах насущных:
– «Конфедерация? В списках пострадавших действительно больше всего ее граждан. Весь балаган устроили по их инициативе. Стандартный прием „украшение покушением“. Попытка расширения сферы влияния. Хотя капитан Циммерлинг не кажется таким уж искушенным в политических интригах. Наоборот, позерство и показная роскошь выдают в нем человека, который слишком задержался на этапе юности и не обладает достаточно прочным внутренним стержнем. Кстати, вполне гармоничная будет пара с моей дочерью – более волевой и целеустремленной, несмотря на возраст!» – Адмирал усмехнулся и увлекся новыми планами:
«В Империи ей действительно будет трудно найти покладистого жениха. В Конфедерации, несмотря на все эти трансгендерные штучки, пара, состоящая из властной женщины и подчиненного мужчины, считалась самым стабильным вариантом, не мешающим раскрытию и реализации потенциала обоих супругов. В конце концов, все мы женатые – подкаблучники!»
Члены делегации закончили переговоры и собрались отбыть по своим местам. Отныне все частные вопросы следствия предстояло решать их подчиненным и мелким клеркам из местной полицейской администрации.
Прибывшие персональные челноки ждали руководство.
«И все же… – адмирал попрощался на автомате с другими участниками комиссии и направился к челноку, который должен доставить его на орбиту, к семье. – Мое нехорошее предчувствие лишь усилилось!»
Николай Романов, поднимавшийся по трапу, краем глаза увидел, как Циммерлинг о чем-то беседовал с той странной женщиной, вызвавшей его интерес.
– Наваждение! – вслух произнес адмирал и, обращаясь к экипажу, приказал:
– Начинайте предстартовый цикл!
Сомнения и страхи рассеял рокот маршевого двигателя. Хоть имперский транспорт выглядел не так роскошно, как конфедератский челнок, но считался крайне надежным и достаточно комфортным.
Противоперегрузочное кресло приняло в свои объятья адмирала. Офицер стремился скорее попасть на орбиту.
Подобно большинству людей, проведших в космосе большую часть жизни, адмирал Романов чувствовал себя на поверхности неуютно и со страхом ожидал того дня, когда будет вынужден окончательно оставить службу.
Отец Борис лежал в кровати одного из лучших больничных центров Трехгорья. Рядом на бессменной страже находился верный Василий.
Киборг довольно потирал руки и тихо вздыхал. Ему нравился вид из окна на дворец правителя и морскую набережную, утопающую в зелени. Он рад любой передышке. Пусть и вынужденной.
Проблемы и кризис миновали – теперь священник спал ровным сном человека, идущего на поправку.
Подручный посмотрел, все ли в порядке, и удалился из комнаты.
Пациенту снился очередной кошмар. Но находясь под действием успокаивающих