Для каждого из нас прошлое имеет огромное значение. Оно, словно русло реки, властно определяет течение всей нашей жизни, и чем старше мы становимся, тем глубже и шире это русло. А в какой-то момент оно вмещает в себя уже всю жизнь, и тогда это русло и есть жизнь… Настоящее, как на фундаменте, зиждется на прошлом, и что бы мы ни говорили, как бы ни пытались убедить себя в могуществе настоящего, нам никогда не удастся избавиться от бремени прошедших лет. Порой эта ноша слишком тяжела… Увы, от прошлого убежать нельзя, как нельзя убежать от собственной тени. Тем не менее, мы часто гоним его от себя. Странно, не правда ли? Как можно гнать от себя то, чего, как утверждают многие, попросту нет! Но прошлое есть, оно реально, и живет оно в нас, в наших воспоминаниях, которые порой не только реальнее всего живого вместе взятого, но и настоящая угроза настоящему… Прошлое не терпит к себе неуважительного отношения, и повседневная жизнь убеждает нас в этом с завидным постоянством. Так вот, отдавая дань прошлому, свое повествование я начинаю с воспоминаний.
Уже двадцать три года как нет в живых моего деда, а его прах покоится за сотни километров, на старом Петропавловском кладбище в городе Тбилиси. Много воды утекло с тех пор, но по сей день мне не дает покоя один его наказ. Дед то ли в шутку, то ли всерьез велел превратить свою жизнь в сказку, а сказку – в жизнь… Да, да, ни больше ни меньше! Случилось это в мой восьмой день рождения. Тогда в подарок от деда я получил свою первую книгу, – Сказки братьев Гримм, – новое подарочное издание в тканевом переплете с золотым тиснением. И на форзаце изящным дедовским почерком было написано: «Сумей превратить жизнь в сказку, а сказку в жизнь!» Тогда, будучи ребенком, я не придал этому особого значения, полюбовался безупречно уложенными на бумаге буквами да замысловатой дедовской подписью и приступил к чтению собственно книги. Со временем ее содержание, как и позолота, стерлось из памяти, но дедовский наказ-напутствие, будто дамоклов меч, тяготеет надо мной поныне. К сожалению, его первую часть я так и не выполнил, и навряд ли сумею, а вот вторую… Впрочем, не буду забегать вперед и сперва познакомлю вас со своим дедом.
При рождении меня назвали в честь отцова отца, Степана Сааковича Саркисяна. Для меня он был непререкаемым авторитетом, и его образ на всю жизнь запал в мою память. Высокий лоб, прямой, несколько удлиненный нос, выразительные глаза и невероятно популярные в сороковых годах прошлого века усы а-ля Гейбл. Дед был чрезвычайно аккуратным и утонченным человеком, манеры его поведения, тон разговора, правильные черты лица, словом, всё в нем говорило о родовитости и уме. Светская учтивость, галантность и голливудское обаяние были у него в крови, а безупречный строгий костюм-тройка и каждый сезон новая шляпа – его джентльменским набором.
Помимо яркой внешности дед имел довольно крутой нрав, и все наши родственники и знакомые были вынуждены считаться с его непреклонным характером. Но я не помню, чтобы он когда-нибудь повышал голос! Собственно говоря, при респектабельности кремлевского чиновника и решительности наркома внутренних дел в этом просто не было необходимости. Не говоря уже о том, что его проницательные глаза могли «говорить» весьма доходчиво… Именно они предательски выдавали в нем давно затихшие струны родовой воинственности, видимо, передавшейся ему через многие поколения. И ни изысканные манеры, ни тонкий вкус не могли заглушить зова предков… Моя бабушка говорила: «Мне доводилось видеть мужа не только в хорошем расположении духа… в такие моменты Стёпу ничем не остановить, а его глаза становятся похожими на фары приближающегося поезда!» Со мной же дед, напротив, преображался и из мистера Безупречность превращался в любящего дедушку и неутомимого сказителя чудесных историй! Помню, как в далеком детстве, когда мы проводили дни напролет вместе, дед по памяти читал мне Ованеса Туманяна и Григора Мурацана, учил меня, каким должен быть настоящий человек, знакомил с культурой армянского народа и подвигами его героев. Он любил рассказывать о легендарном Ара Прекрасном и выдающемся царе царей Тигране Великом, победоносном Ашоте Железном и праздном Хосрове Коротком, мифических Санасаре и Багдасаре и их внуке Давиде Сасунском, и многом, многом другом. Особенно же часто дед говорил о происхождении своей фамилии и рода, причем делал это с таким интересом и увлечением, часто в иносказательной форме, что время для меня останавливалось и даже текло вспять… И тогда я мысленно переносился туда, где в вечных ледниках берут свое начало Евфрат и Тигр, туда, где в облаках теряется библейский Арарат, туда, где колыбель цивилизации – в Армянское Нагорье…1 Тысяча и одна ночь Шахерезады вместе с легендами о короле Артуре и близко не стояли! Воистину дедовы фамильные саги стали моими первыми сказками!
Старания деда не прошли даром, попав на благодатную почву, поведанные им сказания и предания выкристаллизовались в поэмах «В горах Армении» и «Мятежный князь». Главным героем данных поэм стал последний князь Великой Армении из рода Ордуни́. Среди множества героев армянского эпоса, о которых мне рассказывал дед, был и князь-богатырь. Спустя много лет после смерти деда от своего отца я узнал, что богатырь Ордуни́ не только не сказочный персонаж, но и родовое