– Нас… меня… он выгнал, – сглатывая слёзы, говорила я.
– Тише, твой отец просто горюет, завтра будет новый день, он очнётся и протрезвеет, – успокаивала меня подруга, гладя по голове.
– Нет, не хочу, – упрямо ответила я, и подняла голову, хлюпая носом. – Нет, хватит. У меня есть сбережения, которые я откладывала. Как-нибудь продержусь, уеду в Лондон, найду работу. И больше никогда не вернусь сюда.
– Твой отец не может тебя вычеркнуть из клана, – напомнила Мили.
– А меня там и не было! Меня вообще не существует! – Зло ответила я, открывая шкаф и выбрасывая одежду на постель.
– Мари, не горячись. Давай мы соберём твои вещи, ляжем спать, а завтра утром всё ещё раз обдумаем, – Мили ловила мои вещи и аккуратно укладывала в чемодан.
– Нет, больше ни минуты, – продолжала я бушевать от обиды внутри.
– Хорошо, – вздохнув, сказала она.
Собрав все свои вещи, в том числе и художественные принадлежности, я попросила её спустить всё в её машину.
Сев на постель, я оглядела комнату и усмехнулась. Никогда ничего не поменяется. Никто не спасёт меня от этой жизни. Никто не сможет помочь мне.
– Дорогая, давай выпьешь чаю и поедем, – Мили зашла с подносом, и я кивнула.
Холодно. Но не от погодных условий в мае месяце, а от внутренних суждений и выводов. Я благодарно улыбнулась и взяла тёплую чашку с чаем. Он согревал изнутри, но не согревал сердце. Усталость навалилась на мои плечи, и я подавила зевоту.
– Ложись, – сквозь туман в голове, сказала подруга и кружка исчезла из моих рук. Под головой оказалась мягкая подушка, а на мне одеяло.
Сон тут же пришёл ко мне, как спасение из этого кошмара жизни.
***
– Мари, детка, просыпайся, – за плечо меня тормошили, и я приоткрыла один глаз.
– Ты опоила меня, – сипло сказала я, ощущая в голове тяжесть.
– Пришлось, у тебя была истерика. И как я говорила, твои родители ждут тебя внизу, – улыбнулась Мили.
– Только для того, чтобы сказать, что я уволена из роли дочери, – сухо ответила я, и села на постели.
– В любом случае вещи уложены. Эш готов выехать, как и я. Выслушай их, и тогда решим, что делать дальше, – миролюбиво предложила она, а я, скривившись, кивнула.
Не переодеваясь, я умылась, подхватила свой рюкзак и вышла из спальни.
– Доброе утро, доченька, – ласково сказала мама, а я остановилась в дверях, от удивления открыв рот.
Доченька? Что-то новое. Она меня никогда так не называла. Только грубым «Мари».
– Проходи, Мари, – отец расположился в кресле и указал рукой на диван.
– Если вы хотите сказать мне, что я должна свалить, то я уже…
– Нет, папа вчера был очень расстроен, – перебила меня мама и склонилась над чайником