Стихотворения Кащеева не лирическая эссенция, а пространное повествование в рифму и без. Такая, восходящая к Слуцкому, подчеркнуто прозаическая манера позволяет в шутку анонсировать эти баллады:
Зачем одному из любовников, в случае разрыва, все бросить и ехать в Париж, на 12-ю линию Пигаль («второй вагон из центра и налево…»)?
Почему такого беспросветного юмора исполнены позывные мобильного телефона у одра смерти?
Какие навязчивые сновидения одолевают лирического героя?
Бояться ли медики смерти, с которой они вроде бы изо дня в день накоротке?
Обо всем этом и многом другом читатель узнает из книжки «18 +».
(Лев Лосев рассказывал, что держал в руках американское пособие по русскому языку с разбором пастернаковской «Зимней ночи»: Когда «мело по все земле»? Что «стояло на столе»? И т. п.) Я почему-то уверен, что умный и остроумный Алексей Кащеев не обидится на мой тон. Он ведь и сам, будто передразнивая Ходасевича, несколько на свой лад трактует тему губительного счастья падения с высоты:
Не разобьешься а всего лишь
сломаешь ногу в трех местах
два месяца и будто новый
ты будешь бегать и плясать
Или пародирует киплинговские мотивы в балладе «Военно-полевая хирургия» – о свихнувшемся институтском преподавателе:
я спал и слышал каждый четверг
сквозь чуткий студенческий сон
как он возбуждался при слове «война»
и как сокрушался он…
. . .
и встав без будильника в пять утра
он принимал фенибут
вот кого мы предъявим врагу
если на нас нападут
Странно, что мне, версификационному педанту и чистюле, в небрежностях стихов Кащеева видится некий шарм и стильное разгильдяйство!
И это не единственная уступка, на которую я пошел. Вроде бы, я не вчера решил для себя, что верлибр это – не по моей читательской части. Но обезоруживающий лиризм такого вот высказывания заставляет забыть о собственном решении:
в детстве ко мне прилетал голубь
я представлял что он говорит
покорми меня
детектив Леша
капитан Леша
каратист Леша
кем я еще там себя представлял
я просил у мамы хлебные крошки
клал их на ржавый гнутый карниз
голубь клевал и потом улетал
голубь был рыжим
мне было пять
теперь все участники этих событий умерли
даже хлеб изменился
если голубь вновь прилетит как он меня узнает
я ведь не стал капитаном
не стал каратистом
что я ему скажу
Название «18 +», в числе прочего, дает знать, что перед нами стихи для взрослых. Жаль, если какие-нибудь простаки родители отнесутся к этому предостережению всерьез! Было бы совсем неплохо, если бы эта книжка попала в руки неглупых и незлых подростков. Матерной бранью нынешнее «младое племя» не удивишь, а с нравственностью в книжке все благополучно на зависть. Причем именно в самом обиходном и человечном смысле.
Вообще, человечность – вполне подходящий ключ к обаянию лирики Алексея Кащеева. Кроме того, пафосу его стихов, при всей их демонстративной безалаберности, присуща нешуточная внутренняя дисциплина, и даже можно разобрать слова не очень торжественной, будто наспех произнесенной присяги:
что у меня можно отнять
кроме любви и долга?
как хорошо что ничего не отнять…
И еще:
не знаю точно как любить друг друга
в стране воюющей от севера до юга
но видимо почаще целоваться
и не бояться…
Сергей Гандлевский
Алексей Кащеев создает стихи, построенные на двойной трансформации: порой ироническом, а чаще гротескном остранении бытового начала, а затем на трагическом преобразовании первичного снижения. Получается движение от нейтрального центра вниз, и сразу же высоко вверх. В этом смысле вспоминается Лидия Гинзбург, говорившая про Анну Ахматову: «Она думает, что Олейников – шутка, что вообще так шутят».
Опыт лирического