Он подчеркнуто долго и тщательно отряхивал с колен ржавую пыль, словно давая время остальным одуматься, зачем-то порылся в карманах и, удивившись оказавшемуся там сухарю, задумчиво протянул:
– Да… подожду… терпение нас рассудит.
Гай, хмурясь, молча наблюдал за его нервозными движениями, а когда Метис наконец решился уйти, неожиданно крикнул, словно пригвоздив клерка к полу:
– Стой!
Загородив собой проход, он больно ткнул Метиса пальцем в грудь:
– Только не на этой барже! Темных уголков у нас нет! Дрэд!
– Я здесь, Гай! – Дрэд вскочил, позабыв о раненной руке, и застыл, вытянув шею.
– На этой стене, – теперь палец Гая указывал на переборку, – найдешь чем, и распишешь наше дежурство. В носу и здесь, у люка. Начни с меня! Остальные могут перебраться в пятый отсек, если он действительно прохладней. Хотя мне второй показался куда уютней. А вам, господин клерк, я настоятельно рекомендую, прежде чем уйти в поисках темного местечка, ознакомиться с очередностью. И еще более настоятельно я рекомендую вам ее не нарушать. Иначе мы воспользуемся вашим же советом и отправим наверх жертву. Кто ею станет, думаю, не нужно объяснять?
Метис словно окаменел, с трудом сглотнул и покорно кивнул.
Позже, дежуря под люком и раздумывая о том, что же произошло, Гай перебирал каждое свое слово и удивлялся. Он никогда не считал себя дерзким и способным на грубость. До того, как попасть в отчуждение, он служил скромным переписчиком, каких в компании по учету горожан было с полсотни. В его обязанности входило бродить по домам своего участка и вносить в реестр любые изменения, касающиеся численности вверенных ему людей. Он безразлично воспринимал чужое горе, если в доме кто-то не доживал до положенного срока утилизации. Впрочем, и радость по поводу рождения нового члена семьи тоже его не волновала. Еще один рот для городской общины – так он воспринимал звонкие крики новорожденного. Приходилось приносить и повестку на утилизацию. Случалось, что люди подделывали документы, изменяя дату рождения и возраст, дабы оттянуть свой последний час. К таким Гай относился с равнодушной безжалостностью. Словно не знающий отказов и ошибок механизм, он поднимал свои записи, разоблачал обман и вызывал полицию. Так надо! – был у него на все четкий ответ. И так было всегда, до того раза… до того единственного раза, когда механизм все-таки дал сбой и привел его к отчуждению. Но об этом Гай вспоминать не хотел. Не в этот раз. Мысли упорно возвращались к вопросу – почему же он вступился за Сида? Мог ведь безразлично наблюдать, как Яхо разделает его на мясные ломти? А Фрай? Впервые в жизни, он убил человека, проломив ему череп. Почему? – для него тоже было загадкой. Дальше больше. Слушая витиеватое словоблудие Метиса, он вдруг ощутил, что может, не раздумывая,