– Нет, – отрезал Густав Апфель, – после завтрака начнутся занятия. Первый урок – «Хорошие манеры».
– Зачем пуппетроллям знать хорошие манеры? – удивился я. – Мы приехали сюда учиться делать пакости!
– Не зная толком, что хорошо, а что плохо, вы будете путаться и иногда совершать благородные поступки. А это позор для пуппетроллей! Только выучив правила хорошего тона, вы сможете их ловко обходить и нарушать. Испытывая при этом…
Старший воспитатель «Незабудки» не договорил и многозначительно посмотрел на меня и Пипа, ожидая от нас верного ответа. И он не замедлил ни на секунду.
– … чувство глубокого удовлетворения! – гаркнул Пип и вытянулся перед наставником по стойке «смирно».
– Правильно, мальчик, – улыбнулся господин Апфель, – из тебя, кажется, выйдет толк!
Он покосился на меня и проговорил, гася на лице улыбку:
– Учись у своего товарища, Тупсифокс. Кое-какие правила Пуппетролльской жизни ему, как я вижу, уже известны. Надеюсь, и в твою пустую головку западут какие-нибудь знания.
– Надеюсь, господин Апфель! – отчеканил я так же громко, как мой дружок. – «Надежда умирает последней!» – как говаривал мой дядюшка Кракофакс. Если мне что-то в голову западет, то обратно уже не выпадет!
И я оказался, в общем-то, прав: многое из того, что нам втолковывали в пансионате, я запомнил надолго, может быть, на всю жизнь. Особенно эти дурацкие правила хорошего тона и уроки «изысканной речи», которыми нас пичкали все первое полугодие. Но об этом – чуть позже.
Глава одиннадцатая
В спешке – вы, наверное, помните, как быстро выставил меня за дверь мой дядюшка? – я забыл положить в чемодан зубную щетку и пасту. Да если бы я и вспомнил о них тогда, то вряд ли мне удалось бы это сделать: зубная щетка у нас с дядюшкой была у каждого своя, зато тюбик с пастой имелся всего лишь один-единственный, да и тот наполовину пустой: выглядит солидно, а толку никакого.
Впрочем, я отвлекся. Тем более что зубы чистить мне все равно пришлось: у Пипа оказался тройной запас этого добра, и он щедро со мной поделился.
С блестящими от пасты «Айголд» зубами и сверкающими от голода и любопытства глазами мы с моим приятелем вступили в огромный зал с приятной для наших сердец табличкой над входом: «СТОЛОВАЯ». За многими столами уже сидели юные пуппетролли и уплетали свои завтраки. Взяв у дежурных помощников повара подносы со своими порциями, мы двинулись на поиски свободных местечек. И вскоре их обнаружили: за одним из столов сидели только два пуппетролля, а два других стула – за каждым столом размещалось по четыре воспитанника, – были свободны.
– Здесь не занято? – на всякий случай спросил я толстяка в джинсовой курточке и в таких же брюках. И поставил поднос на краешек стола.
– Швободно-швободно, – прошамкал толстяк, не отрываясь от еды ни на секунду.
А его товарищ, такой же толстяк, но только чуть-чуть похудее, добавил, обращаясь к Пипу:
– Шадишь, штул швободный.
Мы сели и молча