Был как-то праздник бога Аполлона и матери его Латоны. Объятая неземным восторгом, прорицательница Манто призывала дев и жен фивянских почтить молитвою и жертвой богиню с ее детьми.
– Собирайтесь, фивянки, – взывала она к ним, – украсьте лаврами ваши волосы и воскурите фимиам Латоне и божественным ее детям. Так повелевает Латона моими устами.
Все фивянки повиновались ей, украсили волосы свои лавровыми венками и с благоговейными молитвами воскурили фимиам на священном огне. Но вот приближается к ним царица Ниоба, окруженная толпою прислужниц, в златотканной, лучезарной одежде, прекрасная, насколько можно быть прекрасной в гневе. Окинула она взором собравшихся фивянок и так говорила:
– Безумные! вы почитаете богов, которых никогда не видали; а тех, кто среди вас, оставляете без жертв и курений. Вы приносите Латоне жертву, а мне, божественной, не покланяетесь? Тантал, отец мой, сиживал за трапезой богов; мать моя – одна из плеяд; дед мой, великий Атлант, держит на плечах своих небо. Зевс также мне дед, да и к тому же еще и свекор. Мне повинуются народы Фригии, мне принадлежит Кадмова крепость и фиванские стены, воздвигнутые звуками Амфионовой лиры. Куда ни обращу я взоры, всюду вижу несметные богатства. К тому же и лицом я богине подобна; семь сыновей у меня, семь дочерей, да столько же снох и зятьев. Могу ли я не гордиться? Неужели осмелитесь вы предпочесть мне дочь титана Латону, отверженную когда-то землею, морем и небом и блуждавшую по земле до тех пор, пока не сжалился над нею Делос и оказал ей гостеприимство? На острове этом Латона родила своих близнецов. Только и есть двое детей у богини: почти бездетна она в сравнении со мною. Я блаженна, – кто может отрицать это? Я буду вечно блаженна, – кто может усомниться в этом? Прочь же от алтарей, уходите скорее, сбросьте с себя лавровые венки!
Объятые ужасом фивянки повиновались царице, оставили недовершенной жертву, но оставляли они ее с тихой молитвой, – этого не могла им запретить царица.
Вознегодовала Латона, и к детям своим, бывшим с нею на Киносской горе, обратилась с такими словами:
– Дети мои! Меня оскорбила смертная. Вашу мать, не уступающую кроме Геры ни одной богине, не хотят считать богиней; если не поможете вы мне, меня лишат алтарей, на которых искони приносились мне жертвы. Но этого мало: гордая дочь Тантала дерзнула вас, мою гордость, унизить пред своими детьми и, надменная, назвала меня – о, да падет на нее то название! – бездетной.
Так говорила богиня и к словам этим хотела присоединить мольбы о мести, но..
– Довольно! – воскликнул Феб, – довольно, мать моя: уже давно пора покарать преступную!
То же сказала и Артемида. Быстро понеслись брат и сестра над землею и, окутанные