Фенек поднял брови.
– Не могу, мисс Хладовин, – тихо произнес он.
– Мистер Фенек, – холодно сказала она, – вы видели, как отнеслись к этому пассажиры, вы знаете, как их огорчил такой поворот событий. Неужели вы считаете, что я – все мы, но я в первую очередь, – не заслуживаю объяснения всему этому? Представьте, что могло бы произойти, сообщи я пассажирам о моих подозрениях… что причиной всему – появление таинственного незнакомца…
Беллис говорила быстро, пытаясь спровоцировать или пристыдить Сайласа, чтобы он сказал ей правду, но голос ее замер, когда она увидела выражение его лица. Оно мгновенно и резко изменилось. Из дружеского, кроткого оно сделалось жестким. Фенек поднял палец, призывая Беллис замолчать, потом, оглянувшись, заговорил – быстро, искренне и очень взволнованно.
– Мисс Хладовин, я понимаю ваши чувства, но вы должны выслушать меня.
Она распрямилась, встретив его взгляд.
– Вы не должны прибегать к такой угрозе. Я не взываю к вашей профессиональной этике или вашей чести, черт бы ее драл, – прошептал он. – Возможно, вы относитесь к подобным вещам с не меньшим цинизмом, чем я. Но я взываю к вам. Я понятия не имею, что вы себе навоображали или о чем догадались, но я вам говорю, мне жизненно необходимо – вы понимаете: жизненно? – быстро, без промедления и лишнего шума вернуться в Нью-Кробюзон. – Последовала длительная пауза. – На карту поставлено слишком многое, мисс Хладовин. Вы не должны никому вредить. Прошу вас держать ваши соображения при себе. Я полагаюсь на ваше благоразумие.
Фенек не угрожал ей. Его лицо и тон были строгими, но не агрессивными. Он действительно обращался к ней с просьбой, не пытаясь запугать, заткнуть рот. Он разговаривал с ней как с партнером, с человеком, которому доверяют.
Потрясенная и обескураженная его волнением, Беллис поняла, что будет держать язык за зубами.
Фенек понял по ее лицу, какое решение она приняла, и, благодарно кивнув, пошел прочь.
Вернувшись в свою каюту, Беллис попыталась составить план дальнейших действий. Задерживаться в Устье Вара надолго для нее было небезопасно. Нужно было как можно скорее сесть на какой-нибудь корабль. Она всей душой надеялась, что ей удастся добраться до Нова-Эспериума, но теперь ее одолевало тяжелое предчувствие, что в ее положении выбора больше нет.
Она не испытала потрясения – просто медленно, логическим путем пришла к выводу, что ей придется бежать куда получится. Задержка недопустима.
Одна в своей каюте, в стороне от злости и смятения, охвативших всех, Беллис почувствовала, как все ее надежды тают. Она ощущала себя высохшим листом бумаги: сейчас ее подхватит и унесет ветер, гуляющий по палубе.
Ее ничуть не утешала причастность к тайнам капитана. Она никогда еще не чувствовала себя такой неприкаянной.
Беллис сломала печать на своем письме, вздохнула и принялась дописывать последнюю страницу.
«Суккота, 6-го арора 1779 года. Вечер, – написала она. – Кто же мог такое предвидеть,