– Кто же мог их взять?
– Не заметил, но сделано с ловкостью профессионала!
– Вы, конечно, подозреваете Трофима?
– Больше некому.
– Это возможно… – принужден был согласиться я. – Но как он мог решиться на такую кражу, заранее зная, что именно его обвинят в ней?
Неприятное, отталкивающее чувство вдруг зародилось во мне к Трофиму.
– Скажите Беюкши, пусть сейчас же отвезет его в Агдам. Когда они отъедут, задержите подводу и обыщите его.
Амбарцумянц вышел. Против моей палатки у балагана сидел Трофим, беззаботно отщипывая кусочки хлеба и бросая их Казбеку. Тот, неуклюже подпрыгивая, ловил их на лету, и Трофим громко смеялся. В таком веселом настроении я его видел впервые. «Не поторопился ли я с решением? А вдруг не он?» Мне стало неловко при одной мысли, что мы могли ошибиться. Ведь тогда он опять уйдет в свой преступный мир. Рассудок же упорно подсказывал, что часы украдены именно им, что смеется он не над Казбеком, а над нашей доверчивостью. И все же, как ни странно, желание разгадать этого человека, помочь ему стало еще более сильным. Я вернул Амбарцумянца и отменил распоряжение.
– Потерпим еще несколько дней его у нас. А часы найдутся на новой стоянке. Не бросит же он их здесь, – сказал я.
Лагерь свернули, и экспедиция ушла далеко в глубь степи. Впереди лениво шагали верблюды, за ними ехал Беюкши на бричке, а затем шли и мы вперемежку с завьюченными шпаками. Где-то позади плелся Трофим с Казбеком.
Новый лагерь принес нам много неприятностей. Началось с того, что пропал бумажник с деньгами, на следующий день были выкрадены еще одни часы. Все это делалось с такой ловкостью, что никто из пострадавших не мог сказать, когда и при каких обстоятельствах случалась пропажа.
Наше терпение кончилось. Нужно было убрать беспризорника из лагеря.
Но прежде чем объявить ему об этом, мне хотелось поговорить с Трофимом по душам. Я уже привязался к этому беспризорнику, был уверен, что в нем живет смелый, сильный человек, и, возможно, бессознательно искал оправдания его поступкам.
– Ты украл часы и бумажник? – спросил я его.
Он утвердительно кивнул головой и без смущения взглянул на меня ясными глазами.
– Зачем ты это сделал?
– Я иначе не могу, привык воровать. Но мне не нужны ваши деньги и вещи, возьмите их у себя в изголовье, под спальным мешком. Если я не буду каждый день упражняться, пальцы загрубеют… Это моя профессия. – Он шагнул вперед и, вытянув худую руку, показал мне свои тонкие, можно сказать изящные, пальцы. – Я кольцом резал шелковую ткань на людях, не задевая тела, а теперь с трудом вытаскиваю карманные часы. Отпустите меня к своим. Тут мне делать нечего. Да и они не простят мне…
В палатке собрались почти все работники экспедиции.
– Если ты не оценил нашего отношения к тебе, не увидел в нас своих настоящих друзей, то лучше уходи, – сказал я решительно.
Трофим заколебался. Потом вдруг