После окончания школы они почти не общались. Если случайно где-нибудь встретятся – перебрасывались двумя-тремя фразами и разбегались по своим делам. Никакого взаимного интереса. Как будто находились в разных пространственно-временных слоях, на долю секунды сдвинутых относительно друг друга.
Несмотря на это, когда Моника сорвалась на Парк, чтобы стать героиней своего самого обожаемого реалити-шоу – и стала-таки, хотя конкурс был громадный! – ее мать именно Бланку попросила образумить и вернуть домой беглую подругу. Во-первых, понадеялась на сентиментальные воспоминания, во-вторых, знала, что Бланка не откажет.
Бланка не отказывала никому и никогда. Она не могла сказать «нет», о чем бы ни шла речь. Забросить все свои дела и слетать на Землю-Парк за подругой детства, попавшей в сети Мегареала – это еще цветочки. Бывало, что она соглашалась и на вещи похуже. Сколько народа ее поимело, и в переносном, и в буквальном смысле – счет давно перевалил за сотню.
Можно сказать, что у Бланки не все были дома, но с одной оговоркой: речь идет не об умственном расстройстве, а о психоэмоциональном. Ее постоянно мучило чувство вины, и она без возражений соглашалась на что-нибудь ненужное, трудоемкое, тошнотворное, лишь бы никого не обидеть и не спровоцировать разрушительные или болезненные для окружающих последствия.
Причина для этого была. Та самая история четырнадцатилетней давности, когда группа террористов применила психотронное оружие массового поражения. Бланка попала под удар вместе со своими совсем еще юными родителями – ролевиками-экстремалами Иваном Рехинесом и Марикой Ингер, состоявшими в гражданском браке.
В момент, когда это началось, Бланка сидела в палатке перед походным видеоплеером и смотрела мультик. Внезапно у нее появилось ощущение, словно она сделала что-то ужасное, непростительное – такое, отчего всем плохо, и стали вспоминаться поступки, за которые ее наругали… или не наругали, потому что никто не узнал, но все равно было нехорошо… Забыв о мультике, Бланка расплакалась, потом, размазывая по лицу слезы, бросилась к маме – сказать, что больше не будет.
Она хорошо помнила этот лагерь: разноцветные палатки, шатры и модульные домики, веселые люди в причудливых фэнтезийных нарядах, много оружия – по большей части бутафорского, для игры, но было, на беду, и настоящее.
Вокруг расстилалась каменистая пустошь, торчали невысокие скалы – словно блеклый карандашный набросок, и возле них грелись на солнце ящерицы, да еще виднелись в сияющей дали заросли кустарника, усыпанного мохнатыми пепельными цветами. Невзрачные и лишенные запаха днем, после наступления сумерек эти цветы начинали нежно мерцать, испускали сладкий аромат, и казалось, что их чашечки сделаны из зеленоватого стекла. Ночью там было красиво… Страшное случилось днем, при свете слепящего солнца, зависшего посреди тускло-голубого