– Я здесь, – севшим голосом отозвалась я и принялась осторожно слезать с дерева.
Гриша, конечно же, двинулся за мной. Я спустилась вниз, в последний момент зацепившись лодыжкой о ветку и неприятно ссадив кожу, остановилась, стряхнула с джинсов налипшие кусочки коры и веток, а потом выбралась из кустов и выступила на тропинку.
Валентина Викторовна, полная, но достаточно молодая женщина, одетая в синтетическое платье кричащего ярко-синего цвета, с расплывшейся на губах красной помадой, вздрогнула, посмотрев на меня, и привычно начала было:
– Казанцева, сколько я могу повторять, что в конце года…
Но затем вдруг осеклась. Видимо, эти слова вырвались у неё при виде меня чисто рефлекторно, и лишь потом она вспомнила, что пришла за мной по другому поводу. За спиной её маячил невысокий хилый мужичонка в застиранной клетчатой рубашке с короткими рукавами.
– Казанцева, – снова начала Валентина Викторовна и добавила уже чуть мягче: – Радочка…
Я почувствовала, как вырос рядом со мной Гришка. Уловила привычное исходящее от него тепло и надежность.
– Радочка, это Владимир… – она беспомощно оглянулась на незнакомого мужичка, и тот буркнул:
– Степанович.
– Это Владимир Степанович, – продолжила Валентина Викторовна. – Он из городской социальной службы. Дело в том, что…
– Что? – одними губами выговорила я.
– Да говорите уже! – выступил вперед Гришка.
– С тобой, Михеев, вообще будет отдельный разговор, – снова сорвалась на привычные учительские интонации Валентина Викторовна, а потом опять спохватилась: – Радочка, дело в том, что с твоим дедушкой… случилось несчастье. К вам сегодня заходил электрик из ЖЭКа, никто не открывал, но калитка была не заперта. Он вошёл и увидел твоего дедушку во дворе… Вызвал «Скорую», но…
– Что с ним? – глухо спросила я.
– Обширный инфаркт. Радочка, он скончался, прими мои соболезнования.
Как ни странно, я в первые минуты почти ничего не почувствовала. Однажды в детстве я сорвалась с дерева. Не рассчитала, уцепилась за гнилой сук, и он с треском обломился. Я плашмя упала на землю, на живот. И в первые секунды не ощутила никакой боли, никакого страха. Я просто не могла вдохнуть. Хлопала расширенными глазами и с ужасом понимала, что тело отказывается мне подчиняться, грудная клетка не раскрывается, воздух не попадает в легкие.
Так было и сейчас. Я смотрела на Валентину Викторовну – от её ярко-синего платья у меня рябило в глазах. Смотрела на Владимира Степановича, косившегося на часы. На сочную весеннюю зелень леса и понимала, что не могу вдохнуть, словно поперёк грудной клетки затянули стальной обруч.
А потом моего плеча коснулась горячая Гришкина