– Э-э… Я хотел сказать… А! Теперь уже не важно.
Роман Александрович внимательно посмотрел на сына, крякнул, поднимаясь с корточек, еще раз подправил что-то в полыхающем костре и подошел к скамейке.
– Поговорим?
Стас пожал плечами и слегка подвинулся, как бы предлагая отцу присесть рядом.
– У тебя неприятности в школе? – спросил Роман Александрович, закуривая и выдыхая первую струю дыма подальше от Стаса.
– Да как тебе сказать, – неопределенно ответил сын, – можно и так сформулировать.
– Сформулировать, значит, – усмехнулся отец. – А если я уже догадался? Можно озвучить?
– Валяй, – в тон ему ответил Стас.
– Ты влюбился, и теперь не знаешь, что с этим делать. Угадал?
– Почти, – покраснел Стас и опустил голову.
Роман Александрович помолчал, искоса посмотрел на суровый профиль сына, тяжело вздохнул.
– Сочувствую. Со мной было то же самое. В восьмом классе. Она не замечала моих терзаний. Но даже если заметила, легче бы мне не стало. Этим надо переболеть.
– Спасибо. Успокоил, – с легким сарказмом изрек Стас, не глядя на отца.
– У тебя все сложнее? – допытывался отец, стараясь не нарушать доверительную атмосферу.
– Нет повести печальнее на свете, – хрипло произнес Стас с кривой улыбкой. – Ладно, па. Закроем эту душещипательную тему. И так все ясно.
– Погоди, Стасик. Ничего не ясно. Ты хочешь, чтобы я снова терзал себя, как тогда, в восьмом классе? Но уже мыслями о тебе? Сжалься над моими сединами.
– Ну, во-первых, седин у тебя пока не наблюдается… А базарить на эту тему как-то… не по-мужски, что ли.
– Понимаю, – не сразу продолжил разговор отец. – Прости, что лезу в душу… Но ведь я у тебя один отец. И ты у меня один сын. Другого не дано. К кому тебе идти с вопросами? К другу? Что он может посоветовать, твой ровесник? И учти, бывают случаи, когда в одну влюбляются оба друга.
– Вот об этом я не подумал, – протянул Стас, засовывая руки в карманы куртки.
– Именно это произошло со мной.
– Да? В восьмом классе?
– Нет, на первом курсе института. А яблоком раздора стала твоя мама.
Стас удивленно свистнул, с интересом взглянул на отца.
– Да, твоя мама. В то время совсем еще девчонка. Такая, знаешь…
– Ну, маму я прекрасно знаю, можешь не расписывать.
– Да ни фига ты не знаешь, – отмахнулся Роман Александрович, сразу помолодев лет на двадцать. – Когда я ее впервые увидел, земля из-под ног ушла. Я просто поплыл. Как потом оказалось, не я один. Мишка, мой школьный друг, с которым вместе поступали, тоже втюрился. И именно он первым признался…
– Ей?
– В том и дело, что не ей, а мне. А я уже просто сгорал от своего чувства. На медленном огне поджаривался, как теленок на вертеле.
– И кто-то камень положил в его протянутую руку.
– А? Ну да. Примерно так и произошло.