(Возможно, мне казалось, что они попросту набираются у меня мастерства?..)
Что же случилось в ту пятницу – чернейшую в моей жизни? Куда они, дурёхи, намылились всем кагалом? что их торкнуло, заставив утратить обычную бдительность? Теперь, спустя шестьдесят пять лет, и не вспомнить – да, в общем, и незачем. Но до сих пор с болезненной лёгкостью восстанавливаю перед внутренним взором всю картину: как они противно-лицемерными голосами щебечут: – Ты у нас уже большой мальчик! – тут же, забыв о том, что я «большой», оттягивают ворота блузок и прыскают туда пахучими дезодорантами – и с шумом и смехом вываливаются за порог, пока я медленно осознаю, что впервые остаюсь один на один с этим громадным и пугающим порождением сталинского кича.
(Мне невыносимо грустно думать – а посему я стараюсь не думать – о том, что, не поступи они так, невытравимая печать стыда и вины не легла бы в тот день на мою душу, – а, стало быть, я не был бы сейчас обречён на одинокую старость – и внучата мал-мала меньше бегали бы в эту минуту вкруг моих ног, дёргали за штанины и радовались: «Дедуля, дедуля!!» Трогательная картинка. Возможно, даже и к лучшему, что она воображаемая. Я – человек замкнутый и терпеть не могу шума и суеты.)
Но продолжим, раз уж начали.
Закрыв за ними дверь, я тут же ощутил томительное, зудящее беспокойство. Как-то надо было распорядиться этим неожиданным подарком, сделать что-нибудь эдакое, невозможное при тётеньках, – но я всё никак не мог придумать – что именно, и мною только всё больше овладевала досада оттого, что ценные секунды утекают сквозь пальцы. Я понимал, что потратить их на чтение брошенного мною на диване «Графа Монте-Кристо» было бы преступнейшим расточительством, но куда их ещё девать – не находил.
На миг меня охватило страшное искушение – вскрыть, наконец, хотя бы одну из этих угрюмых, глухих, пыльных дверей, смутно белеющих в сумраке коридора, за которыми наверняка ждут меня удивительные открытия и уйма чарующих кладов. Во мне ещё не успел умереть ребёнок, коему минутная рассеянность матери сулит массу волнующих приключений, – и теперь он высунул наружу встрёпанную русую головёнку и жадно озирался по сторонам. Но тут же скептический взрослый взял верх, упихнув его обратно суровой дланью – и заметив себе, что насчёт кладов-то ещё бабушка надвое сказала, а вот что от малейшего неловкого движения в этой дряхлой сталинской пещере может обрушиться потолок – сомнений не вызывает. Моральная ответственность за души человеческие – это одно, но отвечать карманом за порушенные архитектурно-культурные ценности я не хотел.
Так