Бомбардировщик для бедняков. Николай Гуданец

отрядил, якобы на подмогу рижской резидентуре СВР. Хотя в сущности, еду я ради проверки, насколько рьяно там взялись за розыски террористов. И для очистки совести начальства, которое при любом исходе отрапортует, что приняло все необходимые меры.

      Сигарета давно докурена, однако я все стою, прижавшись лбом к холодному стеклу, и размышляю. Ясно лишь одно: ни за какие коврижки не хотел бы я поменяться местами с президентом Каулиньшем.

      Наконец возвращаюсь в купе, когда мы проезжаем через Резекне. Юрий интересуется, кто я по профессии, отрекомендовываюсь корреспондентом московской газеты «Сегодня». В свою очередь задаю встречный вопрос, и выясняется, что Юрий художник.

      После нескольких незначащих фраз решаю закинуть удочку, авось будет поклевка, то бишь, дополнительная информация.

      – Знаете, один мой рижский друг увлекается живописью, у него есть несколько картин этого… как его… Ильи Пугачева, – говорю я.

      Заслышав эту фамилию, мой собеседник пренебрежительно морщится.

      – Вы уж не обижайтесь, но Пугачева покупают те, у кого слишком много денег и слишком мало вкуса, – цедит он.

      – Разве? – огорошенно спрашиваю я, – Вы считаете, он слабый художник?

      – Ну, что я могу сказать о Пугачеве… – бормочет Юрий. – Знаете ли, de mortuis aut bene… – Он задумчиво смотрит сквозь меня.

      – …aut nihil, – подхватываю я. – Он разве умер?..

      – А вы не знаете?

      – Впервые слышу.

      – Три дня тому назад назад его застрелили в мастерской.

      – Ну и ну, – качаю я головой. – За что ж его так?

      Юрий пожимает плечами.

      – Темна вода в облацех. Он, знаете ли, сидел, и у него с тех времен остались дружбаны среди криминалов. Я подробностей не знаю, вчера звонил своей жене по телефону, она сказала, мол, Илью застрелили в мастерской. И все.