Марш жестокой молодости. Алекс Муров

Крошечная снежинка зацепилась за ресницы моего вытаращенного карего глаза и тут же растаяв, пропала.

      Никита вытащил из куртки маску, изображавшую Минотавра, и одевая её на лицо, сказал:

      – Кто отступает, тот умирает. Мы никогда не сваливаем! – в глазах парня, через маску, читалась ненависть. – Сечёте бойцы?

      Я вспомнил одну индейскую легенду, описанную в одной из книг, о том, что рано или поздно какой-нибудь юноша увидит во сне маску и, проснувшись, он должен приняться за работу, либо найти, либо вырезать тот облик, что привиделся ему во сне. И, вступая в схватку, он должен одевать эту маску, чтобы точно одержать победу.

      Я натянул свою арафатку на нос, закрыв тем самым пол лица, как ковбой из ретро-вестернов в сценах ограбления банка. Некоторые ребята, последовав примеру Никиты, надели маски. У кого то причина в том, чтобы скрыть своё лицо от врага и не быть запомненным и затем пойманным толпой в метро, у кого-то причины иные, просто для дури… Напряжение в нашем мобе растёт, их толпа скоро сольётся с нашей. Наши парни стали вооружаться, доставать из курток бейсбольные биты, надевать на руки кастеты, как к примеру я.

      – Парни! Заставим этих отбросов ссать кровью! – кидается наш Минотавр вперёд, а мы все за ним.

      Я бегу за Никитой, рядом со мной Антоха Соболь. Антон размахивает цепью, вытаращив чёрные горячечные глаза, как у настоящего маньячины. У него, как и у Быка уже была однажды судимость. Сзади надрывает глотку Лёха Белый, из ультра-правых, у него знак свастики на шее вытутаирован. Все они те, кого в СМИ называют плохой молодёжью, и сегодня я с ними вместе.

      Два моба сливаются в один. Я бью одному из первых парней – кулаком с кастетом так сильно, что сразу посылаю его в нокаут. Бью второго подонка, третьего, кулак приобретает ярко-красный цвет. То, кого я бил, если сразу не падал, отвечал мне ударом на удар, но я будто не чувствовал ощущения боли. Попался под руку один из фэнов, я вижу в его глазах самое сильное и древнее чувство – страх, потому, что он боится боли, в отличие от меня. Меня впирает от удовольствия этой детали. И вот, он уже на земле, лежит, обливаясь кровью, держит сломанный мною, нос.

      Более двух сотен кроссовок топтались на асфальте в пасмурный воскресный день. Ребята, разбрызгиваемые страстью и ненавистью, махали битами, валили и втаптывали друг друга в землю. Прохожие, разинувшие рты от этого зрелища, обходили нас за сотни метров.