Исполняя волю высокого начальства, и против желания, мне пришлось снаряжать горную партию на восток. Я взял всех прежних рабочих и штейгеров, уже проверенных в деле, и с первой же водой отправился вниз по Шилке. И хотя я плыл к океану, никто не мешал мне осматривать все по дороге – а это и составляло главный интерес в деле! Теперь я решил не упускать ни одной картины, которые предстанут передо мной по пути к Приморью.
Уже виденный ранее Амур теперь открывался мне с другой стороны. Мне нужны были знаки золота. Я все тщательно записывал и даже зарисовывал, благо делать все равно было нечего. Довольно скоро наше судно прибыло в низовья, и мы развернули лагерь. Рабочие начали методичную облаву. Но, как я и думал, местность, назначенная Муравьевым, мало что обещала в золотом плане. Несколько шурфов подтвердили это, и в конце лета я осел в тоскливом Николаевске, не зная, чем себя занять. Необходимо было идти вглубь тайги, навстречу ветвям гор, идущим от Хингана, но не было никакой возможности из-за отсутствия обоза и по причине наступающей осени, а за ней и зимы. Я собрал совет из наиболее опытных штейгеров. Мы долго думали, спорили, и решили идти в Удский край, ведь Уда течет почти прямо на запад, разрезая вилкою материк – значит, там есть шанс углубиться в горную страну. В Николаевске уже сидел губернатором мой старый знакомый Козакевич, он и выделил мне широким жестом парусник «Камчадал», на котором отправил всю команду, снаряжение и припасы в Удскую губу.
…Время для похода оказалось выбрано неудачно – в начале сентября в Охотском море начинается сезон штормов, однако деваться было уже некуда: штиль с зыбью, присущий морю в хорошую погоду, наш парусник не устраивал, а ждать слабого ветра в этих краях можно до второго пришествия. Я уже знал, что заход в реку Уду довольно опасен, и возможен в течение всего нескольких дней, в новолуние. Скорость воды в устье доходит до восьми узлов, при этом никаких опознавательных знаков на берегах не стоит, и судно легко может налететь на подводную скалу или мель. Кроме того, сильно похолодало. Но я надеялся, что все будет в порядке: шхуной управлял Кузьмин, лихой моряк и отличный мужик, любимый всей командой.
Однако, когда мы благополучно зашли в Аян и уже начали спускаться в губу, свирепый шторм все-таки догнал нас. Трое суток корабль избивало бушующей стихией, и в какой-то момент положение стало критическим – ураганным ветром вырвало носовой парус, а вода полностью заливала палубу и сбегала по трапам в каюту. В последний день капитан, весь мокрый, вбежал ко мне, держась руками за голову