– Ну, как вы тут? Живы?
– Ой, страху натерпелись! Заходите, пожалуйста, – видно, еще не отойдя от пережитого, с дрожью в голосе сказала девушка.
– Ничего, недолго осталось. С запада идут американцы, – сказал я.
– Правда? А мы ничего не знаем…
Кононок остался во дворе, а я вошел в вестибюль, осторожно прошелся по его черно-белым плиткам. Девушка услужливо придвинула легонький гнутый стульчик.
– Садитесь.
Я не садился, медлил. Может, и не стоило здесь задерживаться, но мне хотелось познакомиться с моей землячкой.
– Как тебя зовут? – начал я с самого простого.
– Меня – Франя. А вас?
– Дмитрий Борейко, – неожиданно смутившись, отрекомендовался я. – Родом из Бешенковичей. А ты откуда?
– Тоже из Белоруссии, – несколько неопределенно ответила Франя, будто прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. Но снаружи не слышно было ничего особенного, лишь за рамами высоких окон шуршала листва на ветру. Уточнять свое происхождение она не стала, переведя разговор на другое. – Вот угостить вас нечем. Разве горбаткой?
– Горбаткой – это хорошо! – почти обрадовался я, услышав знакомое с детства слово. Мама, сельская учительница, всегда говорила «горбатка», тогда как отец настойчиво произносил по-своему – «чай».
– Посидите, я скоро, – сказала Франя и бесшумно выскользнула из вестибюля в своих мягких тапочках.
Оставшись один, я с опаской подумал: как бы чего не случилось. Все-таки рядом немцы, и неизвестно, кто хозяин этого коттеджа. Правда, я полагался на Франю, но кто знает? Размышляя, я подошел к шкафу, набитому рядами толстенных, в черных обложках книг с золотыми тиснениями на корешках, попытался прочитать их названия, но готический шрифт мне плохо давался в школе. Рядом на стене висела тусклая картина в громоздкой, почерневшей от времени раме. Да и все тут, включая мебель, было старинное, со следами стершейся позолоты – не иначе как прошлого столетия.
Франя, однако, задерживалась, и я подумал: не уйти ли мне к себе на огневую? За войну я сознательно отвык от закрытых помещений, тяготивших меня, хотелось на свободу, которую давали лишь полевые пространства. Но что-то удерживало меня в этом вестибюле, и я дождался. В двери появилась наконец Франя с белым фарфоровым блюдом в руках. На нем были две чашки чая и еще что-то. Я сел за столик.
– Сахара нету, – пожаловалась девушка. – А можно, я позову хозяев?
– Хозяев? Ну, позови…
Вообще-то хозяева не входили в мои намерения, видеть их мне совсем не хотелось. Но если она просит… Тем временем в помещение как-то медленно, словно нерешительно, вошел высокий старик в темной пижаме, которая будто на вешалке висела на его костлявых плечах. Так же, как и брюки с нелепыми, словно генеральскими лампасами, неопределенного блеклого цвета. Был он совершенно лыс, но с удивительно волосатыми бровями, под которыми глубоко сидели темные внимательные глаза.
–