Татьяна очень переживала за Злотниковых: с Алексеем она была знакома даже дольше, чем с Мариной. Танька вдруг вспомнила, как Злотниковы расписывались – почти через два года после того, как начали жить вместе! Маринка была уже на седьмом месяце, и тянуть дальше стало просто неприлично. Татьяна, которую Марина позвала в свидетельницы, тогда долго хохотала:
– Да вы что, до сих пор не женаты? А мы-то с Сережкой обижаемся – ишь, расписались по-тихому, свадьбу зажали!
– Тань, да как мы могли вас не позвать, ты что. Без тебя вообще бы ничего не было.
Накануне свадьбы Лешего зачем-то понесло в Питер, и Марина, зная, чего от него можно ожидать, вытащила его оттуда на день раньше – он сам предполагал прибыть прямо «к обряду», как он изящно выразился. Он позвонил с вокзала:
– Марин, я забыл, куда ехать! Где этот чертов загс-то?
– Ехать надо домой.
– Почему домой, что случилось?
– Ничего не случилось, приезжай домой, я тебе все объясню. Все хорошо, не волнуйся.
Поняв, что свадьба только завтра, он разорался, но Марина и не думала обижаться – Леший просто перенервничал: поезд задерживался, и если бы расписывались сегодня, он действительно с трудом успел бы «к обряду». Когда он выдохся, Марина сказала ему, сдерживая смех:
– Ну что ты орешь, папочка? У тебя невеста на сносях, а ты разоряешься.
От слова «папочка» Леший тут же размяк и сел на пол перед Мариной, положив голову ей на колени:
– Прости меня, дурака.
– Ты только представь: вот такой взвинченный ты завтра бы приехал в загс – да нас бы выгнали.
Из загса их и так чуть было не выгнали, потому что они ржали как сумасшедшие всю дорогу, и суровая тетенька-регистраторша даже сделала им замечание:
– Молодые, будьте посерьезней. Свидетели!
После этого они совсем пошли вразнос, и Леший, сделав серьезное лицо, проникновенно обратился к регистраторше, прервав ее патетическую речь:
– Драгоценная моя. Бриллиантовая. Вы же не могли не заметить, что невеста моя глубоко беременна, ей стоять тяжело. Не могли бы вы, яхонтовая моя, окрутить нас побыстрее, пока невеста тут случайно не родила.
Тетенька, ужаснувшись, скомкала процедуру, и они, наконец, вывалились в коридор, хохоча в голос, а Марина помчалась в туалет, потому что чуть не описалась от смеха.
Леший так ни о чем толком и не подумал. Сидели с Сережкой у реки, смотрели на поплавки, жарили на костре рыбу, выпивали, говорили о чем угодно – о политике, о спорте, о всякой ерунде. Серега – простой, уютный, свой. Так вкусно все делал: плевал на червяка, чистил рыбу, выпивал, крякая, водку из пластмассового стаканчика. «Надо его написать, – подумал Леший. – И Таньку с ребятами. А то, сколько дружим. Нехорошо». Потом отвез Серегу домой, Танька вышла, посмотрела мрачно:
– У меня Марина была. Так что я все знаю.
– Знаешь, и хорошо. Что… Марина?
– А это я тебе не скажу. Приедешь – увидишь.
Твою мать! Бабы…
Поехал сам не зная куда. Заметался. Домой возвращаться страшно. Развернулся против всех правил – вокруг