3. Старый город
Ночью была гроза, то самое ненастье над Иерусалимом, которое так ярко представлял себе писатель Михаил Булгаков в романе «Мастер и Маргарита». Наверное, он почувствовал, что над этим городом, собиравшим над собой веками молитвы и проклятия, иногда материализовавшись из невидимого духовного противостояния, бушует настоящая буря. Всю ночь, мешая спать, ветер выл в висящие на тонких креплениях вдоль старых домов трубы, терзал деревья, обрывая редкие уставшие за ползимы листья и самые слабые ветви, бросал в окна всем, что удавалось ему добыть, оторвать силой своих порывов. Утром дорога в Старый город напоминала осмотр перечня потерь после сражения: кучи обломанных веток на земле; несобранные перезрелые мелкие маслины, невостребованный городской урожай, чёрным слоем лежали никому не нужные, растоптанные прохожими; из урн беспомощно торчали поломанные зонтики людей, отправившихся на работу ещё до окончания грозной бури. Они не смогли спасти своих хозяев от шквала, и теперь их ручки стыдливо и печально торчали из каменных урн как мусор. Погибших зонтиков было столько, что они местами лежали брошенные и вдоль тротуаров, напоминая, как беспомощны слабые приспособления людей в противостоянии со стихией.
Дорога в Старый город к ближайшим к нашему отелю Яффским воротам проходила вдоль высокой стены, сложенной из огромных бежевых каменных блоков. Она опоясывает тот самый древний город, что существует здесь тысячелетия. Эту охватывающую старый город крепостную стену с мощными воротами по всем сторонам подарил городу один из султанов Османской империи.
Мы шли вдоль стены по каменной дороге, на которой изредка встречались деревья, в основном, пальмы. Вдали у подножья стены открывалась панорама кварталов со столетней историей, впрочем, в любом другом селении мира и они были бы стариной, а здесь такими уже не казались. Небо чёрными тучами готовилось снова разрядиться дождём. Нам встретился раввин, который, укрывшись покрывалом, сжав в руках крохотную книжицу,