Небо для вора. Анатолий Ярмолюк

одной общей веревкой!

      А Люська с Азбукой, например, шерстили, изображая из себя доступных вокзальных девиц.

      А Никифор и Бикфорд, он же Шнур, их при этом страховали.

      А Коммунист любил шерстить, прикидываясь припадочным.

      А Цыган и Слоник всегда шерстили каждый в одиночку: они, будто некие вокзальные призраки, мигом возникали из тьмы, хватали у зазевавшегося пассажира чемодан, и тут же растворялись в сутолоке и тьме…

      Ну да, ладно: хватит нам на эту тему! Хватит! В конце концов, я намерен рассказать вовсе даже не о том, как злодействовала банда «Ночные вороны».

      Я-то намерен рассказать совсем о другом.

      Я-то хочу рассказать о высокой Божественной драме, такой высокой, что один ее конец начинается здесь, на этой скорбной и грешной земле, прямо-таки на замызганном п-ском вокзале, а другой ее конец, может быть, упирается в самые Божьи небеса.

      Вот о чем мне хочется рассказать.

      А потому – идем дальше. Наша сюжетная канва продолжает извиваться и заплетаться в словесные узоры, как мог бы выразиться Филолог…

      …Итак, Азбука решила не отходить ни на шаг от Слоника.

      Во-первых, она ему это обещала.

      Во-вторых, ее мучили тяжкие предчувствия, что Слоник непременно сгорит.

      А в-третьих, Азбука любила Слоника. Ну а то, что любящая женщина способна на всяческое самопожертвование – это такая, как мог бы выразиться Филолог, затертая мелодрама, что о ней и рассуждать-то нет никакой надобности.

      Да.

      Вот именно.

      Поезд сообщением «Москва – П-ск» должен был вот-вот прибыть, о чем даже уже было сообщено гнусавым металлическим голосом по вокзальному репродуктору.