«А теперь, друг мой, – подчёркнуто флегматично произнёс парень в плаще, властно и одновременно презрительно смотря на разлёгшегося у его ног Василия, – думаю, теперь мы можем поговорить как взрослые, цивилизованные люди. Видите ли, всё, что мне от Вас нужно, это немного общей информации о том мире, в котором мы сейчас с вами находимся, и прежде всего, ответ на один вопрос: что же всё-таки обозначает Ваша одежда!»
Глава 2. Что-то страшное грядёт
На следующее утро Василий проснулся достаточно рано. Обычно после шести учебных дней, в которые он был вынужден не свет не заря насильно выдёргивать себя из кровати и полусонным идти в школу, воскресенье было единственным днём недели, когда он мог, наконец, выспаться. И он этой возможностью пользовался вдоволь.
Но сейчас всё было иначе. К похмелью, хоть и слабому, но вызывающему вполне определённые неприятные чувства, добавилась боль по всему телу, как напоминание о произошедшем вчера вечером во дворе. Особенно досаждали ссадины на локтях и коленях, и сильный ушиб на спине, возле правой лопатки, так что даже лежать можно было, повернувшись на левый бок.
Он встал не сразу и как обычно около получаса провалялся в кровати. Когда он всё-таки вышел на кухню, отец его уже собирался уходить, и, сидя за столом, прямо в деловой рубашке, допивал чашку чая, при этом, как обычно, не вынимая ложки. Василия, конечно, обрадовало, что отец уходит, и теперь не придётся выслушивать его нравоучения сколь-нибудь продолжительное время, хотя и понимал, что избавиться от них совсем не удастся: ему никогда не удавалось от них избавиться, ни в одно из воскресений за последние несколько месяцев.
– Доброе утро, – произнёс отец с назидательной издёвкой в голосе.
– Доброе утро.
Василий пододвинул стул и присел за стол сбоку, чтобы не смотреть на отца. Тот тоже не смотрел на сына и, лишь допив чай, безразлично произнёс:
– И где тебя угораздило так вчера извозиться?
– Говорю же, упал.
– Упал? Куда, в Курцевский овраг?
– И как ты догадался.
Отец недовольно посмотрел на Василия, встал из-за стола, громко прошептав: «Когда же ты повзрослеешь». Он обмыл чашку в раковине и, быстро надев висевший на спинке стула пиджак, бросил на ходу:
– Мясо с картошкой в сковородке, сам разогреешь. Да, и уточни насчёт дня открытых дверей… хотя конечно можешь и здесь всю жизнь оставаться, тебе, я так вижу, наплевать.
Василий остался сидеть на кухне. Приглушённо хлопнула входная дверь, оповещая о том, что он остался один в квартире.
Последние слова про «день открытых дверей», по какой-то неведомой ему самому причине окончательно нагнали на него странную грусть. Василию было знакомо это чувство, оно преследовало