– С каких это пор?
– Со вчерашнего утра.
Рэчел наблюдала за словесным поединком мужчин, и сердце ее колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот оно выпрыгнет из груди. Вид у Боннера был весьма внушительный, и в конце концов Армстронг отвернулся и, не скрывая недовольства по поводу того, что Гейб помешал ему исполнить свои намерения, снова пристегнул наручники к поясу.
– Я буду присматривать за вами, миссис Сноупс. И мой вам совет: прежде чем что-либо сделать, подумайте как следует. Ваш муж нарушил едва ли не все существующие законы, и ему это сошло с рук, но поверьте, если я уж говорю, что вам такого счастья не обломится, то так и будет.
Закончив тираду, полицейский зашагал прочь. Только когда он скрылся из виду, Рэчел разжала объятия и позволила Эдварду соскользнуть на землю. Сейчас, когда опасность была позади, ее тело предало ее. Сделав несколько неуверенных шагов, она прислонилась к стволу дерева, чтобы не упасть. Хотя она знала, что должна поблагодарить Боннера, слова словно застряли у нее в горле, и она была просто не в состоянии что-либо сказать.
– Ты сказала мне, что будешь ночевать у подруги, – заметил Боннер.
– Просто мне не хотелось, чтобы вы знали, что мы живем в машине.
– Зайди сейчас же в кинотеатр, – сказал он и удалился.
Гейб был в бешенстве. Если бы он не вмешался, Рэчел бросилась бы наутек, тем самым дав Джейку предлог для ареста. Впрочем, теперь он уже жалел о том, что не позволил Армстронгу ее увезти.
Он услышал у себя за спиной ее шаги. Потом до него донесся голос мальчика:
– А теперь, мама? Теперь мы не умрем?
Сердце Боннера пронзила боль. Он давно уже не испытывал никаких чувств, но при виде Рэчел и ее сына его начавшие было заживать раны снова открылись.
Гейб зашагал быстрее, убеждая себя, что у этой женщины нет никакого права вторгаться в его жизнь. Он не хотел ничего, кроме одиночества. Именно по этой причине он и купил этот чертов кинотеатр у дороги. Здесь он мог вроде бы находиться в самой гуще жизни и в то же время оставаться наедине с собой.
Он подошел к своему пикапу, который стоял на солнце с опущенными стеклами, распахнул дверцу и поставил машину на ручной тормоз, а затем обернулся и уставился на приближающихся женщину и мальчика.
Поймав его взгляд, Рэчел тут же, продолжая идти прямо к нему, распрямила спину. Мальчик, однако, повел себя гораздо осторожнее. Он начал замедлять шаг, пока не остановился совсем. Рэчел наклонилась, чтобы приободрить его, и ее растрепавшиеся волосы на какой-то миг закрыли лицо сына, словно занавес. Налетел порыв ветра, и платье облепило ее худые бедра. Ноги ее казались слишком тонкими для тяжелых мужских полуботинок, в которые она была обута. Тем не менее Боннер почувствовал внизу живота какое-то странное, давно забытое напряжение и содрогнулся от отвращения к себе.
– Полезай сюда, паренек, – кивнул он в сторону пикапа. – Побудь здесь, пока я поговорю с твоей мамой. Только будь поосторожнее, понял?
Нижняя губа мальчика задрожала, и в сердце Боннера снова кинжалом вонзилась боль. Он слишком хорошо помнил