Ну так вот, этот с горбинкой нос, слишком чувствительно относящийся к перипетиям развития сюжетной линии и считающий себя за умеющего держаться по ветру, в результате всего этого поветрия, чувствуя к себе нескончаемый зуд, требовал от Алекса дополнительных физических трат на это свое чесание.
Алекс же, почесав свой нос, на который был потрачен целый аннотационный абзац, не поворачивая своей головы, спросил того, кто, по его мнению, находился сзади него, возлежа на диване. А ведь там никого не было кроме пушистого кота Мурзика, который не то чтобы благоговейно лежал и слушал своего хозяина, от которого, надо заметить, зависит налитость его миски молока, а он, судя по его холёной морде, совершенно зажрался. И, скорее всего, живя одним днем (правда, если забежать слегка вперед, то можно с полным правом сказать, что этот Мурзик был не столь безрассуден, но об этом будет рассказано в своё время), совершенно игнорировал своего хозяина, чей возглас вероятнее всего и относился к этому домашнему беспристрастному слушателю, который, воспользовавшись невнимательностью своего хозяина, прикрыл свои глаза и посапывал в трубочку.
Но, видимо, Алекс был так увлечен всем тем действием, которое с помощью его памятливой фантазии развернулось на страницах электронной бумаги, что он не особенно ждал каких-нибудь критических замечаний со стороны своего, надо заметить, очень критически настроенного ко всему окружающему, полосатого как тигр друга. И продолжая частично находиться внутри описываемых событий, всё продолжал фрагментарно выражать вслух свою мысль.
– Ну и что ты про всё это думаешь? – Спустя мгновение, со стороны Алекса в сторону Мурзика прозвучал странный для среднестатистического кота, но вполне обычный для любого творческого человека и его выступающего в качестве творческого элемента домашнего питомца вопрос, с которым он, между прочим, мог бы обратиться к кому бы то ни было, и когда ему пожелалось и вздумалось бы. Ведь автор,