НА ЗАКАТЕ
Давно уже Т. Коренева добивается возвращения имущества своих родителей, на что ей резонно отвечают, что, согласно документам, имущество конфисковано не было, а значит и возвращать ей нечего.
Чему удивляться? Возвращать долги у нас не любят. Да и не хотят.
Не вернуть и здоровья, растраченного в годы репрессий, войны и труда на восстановлении послевоенной разрухи. Не вернуть родителей, безвинно сгинувших в сталинских застенках. Остались лишь воспоминания да старые, пожелтевшие фотографии.
И ничего впереди…
Элвис
Он уже проснулся. Я слышу его возню за спиной: бумажное шуршание, стеклянное побрякивание, приглушённое покашливание. Солнце давно в зените, а он только поднимается с постели… нет, скорее с ложа, ибо постелью это не назовёшь. Я продолжаю поливать клумбу и делаю вид, будто его не вижу. Почему я не замечаю его? А потому что я – иностранец, белый, европеец. А он – местный абориген, индеец. И к тому же, выходец из побласьона, из самой низшей ступени общественной пирамиды. И он это чётко усвоил, впитал с молоком матери. Он должен первым поздороваться и только после этого я могу себе позволить снизойти до его уровня и пренебрежительно проронить несколько любезных фраз. Иначе нельзя, я в этой стране гость и не мне рушить её вековые устои. И руки ему подать я не могу – этого уже не поймет патрон, тот, который даёт мне работу и кров. Для хозяина я хоть и обреро (работник), но белый иностранец, а значит загадка. Здесь на какой бы ступени общественной лестницы человек ни находился, всегда завидует европейскому происхождению иностранца. И я уже привык к постоянному повышенному вниманию к собственной персоне. Привык к тому, что должен держаться обособленно в местном обществе, ориентироваться на богатых, поддерживать с ними подобие дружбы, правда с некоторыми меркантильными умыслами с обеих сторон: с моей – как бы побольше сорвать суэльдо (оплата) и при этом поменьше трудиться, с их – загрузить меня по полной работами, не входящими в контракт, и при этом ухитриться возможно больше недоплатить мне. Что поделаешь, таковы здешние нравы.
– Буэнос диас, сеньор! – наконец раздается у меня за спиной весёлый хриплый голос.
– ОлЯ, Элвис! – равнодушно отвечаю я на приветствие, продолжая внимательно изучать водяную струю из шланга.
– Не правда ли, сеньор, сегодня прекрасное утро!
– Несколько жарковатое. Впрочем, уже и не утро вовсе, а день. Ты утро проспал, бэсино (сосед).
Индеец глупо улыбается и согласно кивает своей курчавой немытой шевелюрой:
– Это верно. Я вернулся домой только под утро.
Я откровенно ухмыляюсь про себя: и это он называет домом! Жалкий полиэтиленовый полог, натянутый под деревом в углу между столбом и сараем. Натаскал какого-то хлама с ближайшей помойки, соорудил себе ложе и радуется жизни как ребёнок. У него там даже