– Знаю достаточно, чтобы любить тебя, хотя…
– Хотя что?
– Хотя ты сам себя не любишь.
– Неправда. – Рек снова наполнил свой бокал. – Я себя очень даже люблю. Просто знаю себя лучше, чем других.
– Порой мне думается, Рек, что ты чересчур требователен к себе.
– Ну нет. Нет. Я требую очень немногого. Я ведь знаю свою слабость.
– Странное дело. Чуть ли не каждый человек уверяет, будто знает, в чем его слабость. А спросишь его, он скажет: я, мол, слишком щедр. Ну а твоя слабость в чем? Давай выкладывай – трактирщики для того и существуют.
– Ну, во-первых, я слишком щедр – особенно с трактирщиками.
Хореб улыбнулся, покачал головой и умолк.
«Слишком умен для героя и слишком подвержен страху для труса», – подумал он, глядя, как его друг осушил кубок и поднес его к лицу, вглядываясь в свое раздробленное отражение. Хоребу показалось, что Рек сейчас разобьет хрусталь – таким гневом загорелось его лицо.
Но молодой человек осторожно поставил кубок на стол.
– Я не дурак, – тихо сказал он и замер, поняв, что произнес это вслух. – Проклятие! Разобрало-таки.
– Давай-ка я провожу тебя в твою комнату.
– А свеча там горит? – покачиваясь на сиденье, спросил Рек.
– Ну конечно.
– Ты ведь не дашь ей погаснуть, нет? Не люблю я темноту. Не то чтобы боюсь, ты ведь меня знаешь, – просто не люблю.
– Я не дам ей погаснуть, Рек. Положись на меня.
– Я полагаюсь. Я ведь спас тебя, верно? Помнишь?
– Помню. Дай-ка руку. Я провожу тебя к лестнице. Вот сюда. Давай переставляй ноги. Вот так, хорошо!
– Я не колебался. Кинулся в бой с поднятым мечом, верно?
– Верно.
– Нет, неверно. Я стоял минуты две и трясся. И тебя ранили.
– Но ты все-таки пришел мне на выручку, Рек. Разве ты не понимаешь? Рана – пустяки. Главное – ты меня все-таки спас.
– Для меня это не пустяки. Горит в моей комнате свеча?
За ним высилась крепость, серая и угрюмая, окруженная дымом и пламенем. Шум битвы звучал у него в ушах, и он бежал, задыхаясь, с колотящимся сердцем. Он оглянулся. Крепость была близко, ближе, чем раньше. Впереди маячили зеленые холмы, окружающие Сентранскую равнину. Они мерцали и отступали от него, дразня своим покоем. Он побежал быстрее, и на него упала тень. Ворота крепости отворились. Он боролся с силой, что влекла его обратно, кричал и молил. Но ворота закрылись, и он снова оказался в гуще битвы, с окровавленным мечом в дрожащей руке.
Он проснулся, широко распахнув глаза, раздувая ноздри, с рвущимся из горла криком. Но нежная рука легла на его щеку, и чей-то голос произнес ласковые слова. В глазах у него прояснилось. Занималась заря, и розовый свет нового дня брезжил сквозь замерзшее окошко спальни. Он повернулся на бок.
– Ты неспокойно спал, – сказала Беса, поглаживая его лоб.
Он улыбнулся, натянул повыше пуховую перину и привлек девушку к себе.
– Но