Евгений Сергеевич и Зоя Вечеславовна обменялись кривыми улыбками.
– Я же говорил, будет интересно, – шепнул Аркадий Саше, – а ты – «торфяник, торфяник».
– Но завтра все же пойдем? – озабоченно переспросил тот.
– Да пойдем, пойдем.
– Ну, хорошо, – улыбнулся генерал, явочным порядком возглавивший следствие по странному делу, – история любопытная, слов нет. Остается узнать, зачем он сюда сейчас явился.
Галина Григорьевна смотрела на мужа с особого рода восхищением, ей было приятно, что ее Васичка и здесь полный начальник над всеми людьми и обстоятельствами.
– Сейчас? – Настя быстро снизу вверх посмотрела на Фрола, в его лице была обширная растерянность. Девушка чувствовала, что обязана каким-то образом защитить представителя народа от представителя власти. На стороне Фрола была – по ее мненью – какая-то, пусть и не вполне изъяснимая, но правда. На стороне второго – лишь высокомерное барское любопытство.
– Да, хотелось бы узнать, зачем? – стал на сторону генерала дядя Фаня. Это задело Настю, но и помогло тут же придумать связный ответ.
– А он просто побоялся, что его неправильно поняли, что слова его, переданные мною дяде Фане, могли напугать его зря.
– И он пришел объясниться лично? – продолжал возвышаться над тихим безумием ситуации генеральский здравый смысл.
– Да-с! – с вызовом ответила Настя.
– С топором?
– Плотники они. – Голос девушки почти сорвался.
– Барышня правильно говорит? – в пол-лица повернулся к потупившемуся Фролу Василий Васильевич.
– Да, – сказал стыдливо, но твердо плотник. Но и генералу, и прочим осталось непонятным, согласился ли он с рассказом Насти или просто еще раз подтвердил свою профессиональную принадлежность. Генерал открыл рот для уточняющего вопроса, но тут за спиной у него послышались шаги, и «следователь» и остальные с ненормальной поспешностью обернулись. «Калистрат», – прошептал кто-то.
Калистрат, колотя железными набойками в пол, неся на лице скорбно-ироническую ухмылку, прошел к столу, убрал с него остывший самовар, поставил новый, горячий, и, не говоря ни слова, удалился. Это вторжение произвело на всех весьма неприятное впечатление, но никто не счел нужным высказываться по этому поводу.
– Ну так вот что я у тебя хочу спросить, дорогой мой Фролушка, как изволит называть