Общество поклонилось мне и выразило шумное одобрение моим словам и удивление тому, что я оказался наполовину итальянцем и родился в Риме.
– Однако, – начала свою речь одна из дам, – отчего вы отдаёте дань только тем кабальеро, которые назвали себя? Отчего вы не предположите, что не только одни они, из собравшихся здесь, андалузцы?
– Простите меня, сеньора, но я только побоялся опередить события! – ответил я.
– Что же, коли вы такой деликатный кабальеро, то мы с сестрой, – тут она переглянулась с молодой девушкой, сидевшей с нею рядом, – только можем выразить вам своё восхищение. Позвольте же нам, сеньоры, также назвать себя, – обратилась дама уже ко всем.
Всё общество приготовилось со вниманием выслушать даму.
– Моё имя – донья Альфонсина Лусиантес—и-Руис де Кастро. Я уроженка Севильи, как мои брат и сестра, и ныне живу в этом славном городе близ монастыря босоногих кармелиток. Мой супруг – также севильянец и оба мы происходим из семей, что жили в Андалусии с самых тех времён, когда с этих земель были изгнаны мавританские правители. Мою младшую сестру зовут Мария Лусиантес, – дама указала веером, который она держала в руке, на девушку, сидевшую подле неё. – А сопровождает нас наш младший брат дон Родриго Лусиантес-и-Вега, – прибавила она. – А следуем мы в Кадис, так же, как и добрый сеньор дон Санчо, – дама поклонилась сеньору де Санта-Крус, а он поклонился ей в ответ.
Дон Родриго также поднялся и поклонился. Это был весьма скромный и красивый молодой человек, летами он был значительно моложе своей замужней сестры, потому никто не удивился тому, что она представила его, и никто не счёл, что это было неподобающе. Сеньорита Мария, сидевшая подле брата, была также очень красива. Голова её была покрыта белой кружевной мантильей, а в руках она так же, как и сестра, держала костяной веер. Когда старшая сестра назвала её имя, то она скромно поклонилась всем. Донья же Альфонсина, зрелая красавица, была покрыта чёрной шёлковой мантильей и вместе с сестрой они производили такое сильное впечатление, что всякий художник пожелал бы написать портрет этих двух дам.
Общество поклонилось донье Альфонсине, сеньорите Марии и дону Родриго, и отдало должное красоте дам и учтивости их кавалера.
За оживлением, вызванным знакомством, последовало невольное затишье. В это мгновение я размышлял вот каким образом. Надобно же было такому случиться, думал я, чтобы все дамы и кавалеры, застигнутые непогодой на постоялом дворе, были уроженцы Гранады, или