– Но почему так случается? И неужели основы мироздания не терпят иного расположения вещей? Если начальник, то обязательно в нём заведется какая-нибудь особенная пакость, которая так и не дает вам спокойно жить. И отчего у меня в связи с этим появляются весьма неблагосклонные мысли насчёт вседержителя нашего, творца? Неужели и он не столь прост, а тоже в чём-нибудь таком же замечен? Хотя, что гадать, ведь замечено, что уж больно ревностно он относится к своему положению, и совершенно не терпит, когда его вспоминают всуе. А попробуй только из кого-нибудь культ сделать, то и вовсе проклянет, – в сердцах заявлял Алекс Грегу, после очередного столкновения с этим Германом. И ведь ладно бы в коридоре, нет, столкнуться, как оказывается, можно и так, сидя у главного в кабинете, решая какой-нибудь ситуационный вопрос в работе над рукописью.
И ведь в таких столкновениях, где вместо локтей участвуют не ваши физические данные, а умственные способности, то оказывается, что они действуют куда чувствительней удара под дых. А всё этот ведущий Герман-редактор, чей возраст практически находится на одной возрастной планке с твоей, но при этом его амбиции явно зашкаливают все известные пределы измерений. И тут ты уже не можешь сослаться в своих оправданиях на его обширный опыт в редакторском деле, и начинаешь выдумывать, бог знает что, для того чтобы успокоить себя после того, как Герман разнёс твою работу в пух и прах. И ведь всё это делается на глазах у других, что совершенно не способствует конструктивности ваших взаимоотношений.
Правда, из неподтвержденных источников известно, что такая немилость Германа к Алексу выросла не на пустом месте. А замеченное его, Германа, приметливым глазом особое отношение, в виде грусти Олеси к Алексу, на которую претендовал, как раз сам Герман, и есть та поросль, послужившая ревностным толчком к его дотошному отношению к самому Алексу, до того в упор им не замечаемого.
Это случилось в один из дней, когда Герман и ещё пару редакторов и художников, в число которых входила и Олеся, подводили итоги работы над проектом дизайна очередной тематической серии книг. Само совещание в его предварительной сборной части началось с бурного обсуждения большой царапины на руке Олеси, по её словам, полученной из-за нестандартного поведения её кота Барсика. С чем я вынужден не согласиться, зная зловредный характер этого домашнего тирана, оттачивающего когти на своих близких, для подготовки к стычке с соперником, блондинистым Персом. Но что творилось в душах этих Олесиных поклонников, трудно передать словами. Ты совсем не Барсик, ты есть Барс, который нанёс не только рану, столь почитаемой здесь Олесе. Ты по живому прошёлся своими когтями, по сердцам Германа и иже с ним. Которые тотчас, естественно про себя решили, что не дадут ему спуску, и когда займут свое место в её ногах, то, пожалуй, всё же дадут ему спуск, вот только вниз с лестницы и пинком под зад.
– Олеся,