Тогда её, ему бы, нужно, было трахнуть! Всё бы на плато изменилось! – Она осталась, не ушли с Энки, не надоумила бы баулы заменить Думузи. И, не был бы сегодня, сильным Энки, как не было бы Междуречья…
Да! Я мудак! Не знал, что можно, сделать «так»!
Народ не успокаивался. В Эриду прибывали многие, желали отдать дань, своим позывам к чести, справедливости. Подчеркивали – гада ненавидели! Своими бы руками разорвали!
– Сейчас убить Саргона! – кричали хомо, гомо. За нашего, жреца Думузи, в аду гнить будет тот – паску… Зачем оттягивать?! Его распять – здесь, нужно или порвать на части, тупо!
Смотрел он глупо – на беснующихся хомо, гомо, анунаков, злых, как бродячие собаки, устал, не реагировал на крики. Единственно, желал, – скорейшей эвтаназии. Он понимал – не выдержит дальнейшей экзекуции. Прошло лишь пять часов, а должен быть на площади – такие долгие, ещё часы, целые сутки. Затем Ниппур. И там, убьют не сразу. Сначала, также, установят клетку – для обозрения, будто – диковинная обезьянка.
– Энлиль, замену обещал, – не выполнил и, вряд ли сможет. Он охраняем Утом, с большим отрядом хомо. Такого, тот не ожидал и, не поможет, если рискнуть захочет.
Кто, для него Саргон? Лишь экземпляр подопытный, – Саргон, в упадке мыслей, сокрушался; дурак доверчивый.
От наступившей на него, со всех сторон – действительности чёрной, духом совсем упал и, больше, на помощь не надеялся. Отчаялся.
Со стороны, похож, на – вялый овощ. Закрыв глаза, лёг на пол в клетке, заткнув руками уши, что ещё больше злило анунаков, хомо, гомо. Злились и, рвались к клетке, как собаки, чтобы попасть, не камнем, так плевком, в морду заплёванную – метко.
– Не нравится нас слушать?! – они в ответ, на действия его, кричали. Убийца он, мокрушник! Зря, всё-таки, – не разорвали! Вы, почему, не дали?!
Надеялся, что к ночи стихнут крики и, перестанут оскорблять, устраивать нападки. Но ночь пришла, и, стало ещё хуже. Кидали из толпы огнями, факелами. Охранники его спасали, хотя, защиту исполняли – по долгу службы, а не по желанию и, что возможно, было, пропускали, кидающих, не часто замечали.
Под утро, он молил о смерти, жить больше не хотел. Кричал:
– Убейте же, меня скорее, ведь я виновен и желаю смерти! Исполните предначертание и приговор судебный!
Он чувствовал – сходит с ума. Всё замелькало, ужасы, со всех сторон, словно в девятом круге ада, его заполнили и убивали, не до конца, желая – дальше издеваться, над жертвой, этого – достойной.
Когда, внезапно, наступила тишина, он