– Там.
– Замечательно, а дальше что? Какая комната, сколько там соседей, что я им скажу и что они?..
Виталик довольно заржал. Марина поняла, что сковорода пригодится вот-вот, и очень сдержанно спросила:
– Ты где был вообще? И чего ты меня бросил, а?
– Когда? – туповато уточнил Виталик.
– Как когда?! – взвилась Марина, пригляделась и сказала: – Ты бухой совсем, да?
– Ага, щас.
Виталик был пьян мертвецки, до пены в глазах.
Марина вздохнула, снова переложила авоську в другую руку, поправила сумочку.
– Пошли, – твердо сказала она, взяла Виталика за руку и повела ко входу.
– О, – сказал Виталик и захихикал, но покорно пошел – почти ровно.
Он находился в мирном состоянии, к счастью, а уж что делать с мирными бухими, Марина знала. С детсадика примерно.
Лишь бы не увидел кто, подумала она и одернула себя – да какая разница, это ж не студенческая общага, это дом с квартирами, пусть маленькими и обгрызенными. Кого хочу, того и вожу. В каком хочу состоянии.
Не очень-то я хочу в таком состоянии кого-то водить, честно скажем, но это же Виталик. Неужто он тоже алкаш, как все, подумала Марина с легкой тоской. Нет, не должен. Если алкаш, летом точно сорвался бы – там же чача из каждого забора сочится, даже половина первого отряда приложилась, радист не просыхал, Валерик пару раз чуть не залетел, Виталик как раз его от директора прятал, дурак. А сам ни капли за два месяца с лишним. Что-то его расстроило сегодня просто. Что-то. Понятно уж что.
Виталик никогда не рассказывал про службу. Ни по своей инициативе, ни по просьбам девчонок, ни в пас Валериковым бесконечным мутным историям про дедов, слитый спирт и тупого прапора. Улыбался и молчал, а потом переставал улыбаться и незаметно уходил. Надо все-таки узнать, что там такое было, решила Марина, с трудом вписывая Виталика в очередной лестничный пролет: он норовил сыграть лбом в стенку и что-то сконфуженно бормотал. Но хоть не мешал, не то что папаша. Наоборот, поддерживал Марину под руку и пару раз пытался отобрать авоську.
На Маринину лестничную площадку они умудрились вышагнуть вполне пристойно, ровным неторопливым шагом в ногу. И чуть не сыграли по ступеням, потому что Марина вздрогнула с подскоком от реплики из полутьмы холла:
– Молодые люди, вы здесь ведь живете?
Навстречу им вышел милиционер, средних лет дядечка с влажной челкой. Фуражка подмышкой, руки заняты бумажной папкой на тесемках.
– Да, а что? – спросила Марина настороженно, пытаясь отогнать детский страх: а вдруг нельзя пьяным, а вдруг на работу сообщат, в комитет комсомола, родителям, повесят на доску «Они позорят район», и все будут говорить: «А, это та самая отличница, краснодипломница и активистка Данилова, которая является домой пьяная, морально разложенная и с кавалером».
Остынь уже, дура.
– Да ничего, – сказал милиционер, кажется старший лейтенант, три звездочки, добродушно заулыбавшись. – Буквально пара вопросов. Вы из какой комнаты?
– Шестьсот