– Стало быть, она знатного рождения?
– Дочка какого-нибудь норена. А теперь, брат, скажи-ка мне, отпустил бы ты свою родную кровь в самом соку к харсту в жопу, да еще и в сомнительной компании молодого увальня?
Арэн хмыкнул – Раш никогда не стеснялся в выражениях. Матушка Арэна, почтенная леди Лусия Шаам, любила говаривать, что тот, кто не умеет держать язык на привязи, расплачивается горбом. Судя по исполосованной плеткой спине своего нишана, до их встречи два года назад Раш получал за свой длинный язык и в хвост, и в гриву.
– Они добрые люди, – после долгого молчания вмешался Банрут. – В них нет зла.
– Еще скажи, что тебе Изначальный знак подал, – кисло ухмыльнулся Раш.
– Он говорит с теми, кто хочет его слышать, мой дорогой Ршагар. Через молитву. Если бы ты хоть иногда говорил с ним или с его детьми, может, и с твоих глаз спала бы пелена.
Раш скривился, как от оскомины. «Ршагар» – он уже и отвык, что его так называют.
Хоть Банрут уже успел несколько раз подлатать его раны, используя не только мази и настойки, но и свои заморские познания во врачевании, Раш продолжал фыркать всякий раз, когда иджалец заводил разговоры о божественном вмешательстве. Он презирал все, что так или иначе касалось богов Эзершата: Истинных или Проклятых – без разницы.
Личность названого брата оставалась для Арэна загадкой. Раш никогда не говорил, кто он. На вопрос «откуда?» отделывался шуточками, мол, его родила морская пена. Он отличался идеально ровными, будто точенными из мрамора, чертами лица: в меру густые брови, в меру тяжелая челюсть и упрямые скулы. Яркие, выразительные глаза карманника, черные, как проклятие, манили женщин как магнит. Раш не стриг волос, предпочитая затягивать их тугой петлей на затылке, носил серебряное кольцо в нижней губе и несколько более крупных в обоих ушах. На его теле было бесчисленное количество рисунков, один страшнее другого, но и о них Раш предпочитал отшучиваться чем-то вроде: «Это чтоб коросту спрятать». Арэн не понимал, что именно в нем так притягивает женщин, и иногда потихоньку завидовал бесшабашному нишану.
Тем временем Миара, в который раз присосавшись к кружке, потребовала принести ее любимую лютню. Она сопровождала каждое свое слово неопределенными взмахами рук и, в конце концов, пошатнулась, падая в объятия одного из молодчиков. Те дружно загоготали.
– Ради богов, отнесите кто-нибудь ее в комнату, пусть проспится! – разозлился Арэн.
Раш демонстративно подвинулся ближе к краю и сразу заявил, что мегеру он и пальцем не тронет. Банрут вздохнул, коснулся священного символа Изначального (отлитого из золота, размером с монету, висящего на косице, свитой из выбеленных кожаных шнурков), затем поднялся и попросту взвалил Миару себе на плечо. Молодчики послали в спину удаляющегося иджальца рассерженные взгляды, после чего махом осушили кружки и убрались из-за стола.
Место