– Не кощунствуй!
– И не думаю. Я просто хорошо знаю, чем кончаются покушения на детишек, и не хочу заложить основу новой религии. О детях, не вошедших в возраст, надо беседовать с их родителями. До отца далековато, да и незачем, зато дед… У нашего мальчика есть чудесный дед. Я не хотел бы ссоры с ним. Как ты думаешь, дитя мое, много ли на земле людей, с кем я не хотел бы ссоры?
– Очень мало, Адольф.
– Вот ты и послужишь ключиком к дверям дома этого деда. Очаровательным золотым ключиком.
– Я не ошиблась. Ты едешь убивать. И для начала ты уложишь меня в постель к какому-то деду. Моя постель холодна, в ней замерзают. Зачем тебе ссора с опасным дедом, если есть я? Старик расскажет мне о своей жизни, старики любят поговорить… Раз, другой, и на кладбище появится свежая могила.
Эминент с удовольствием расхохотался.
– Дитя мое, ты просто прелесть! Во-первых, дед нашего мальчика – вовсе не старик. Шестьдесят лет – не возраст для таких, как мы. Во-вторых, если он и захочет пооткровенничать с тобой, то надолго его рассказ не затянется. Ты же помнишь, как это было у нас с тобой, а? Поверь, венерабль ложи Орла Российского разбирается в тонких материях. Иначе он погиб бы еще поручиком, под Измаилом…
– Что же нас все-таки связывает, Адольф? – еле слышно спросила баронесса.
– Может быть, любовь? – предположил Эминент. – Ибо сильна, как смерть?
Кажется, он не шутил.
Хотя, имея дело с фон Книгге, ничего нельзя было знать наверняка.
4
– Как вы говорите? Енгалычев?
– Князь Енгалычев, Петр Матвеевич, – терпеливо повторил генерал Чжоу. – Вольнослушатель Сорбонны. Возвращаюсь на родину согласно волеизъявлению моего батюшки.
– Извольте обождать, ваше сиятельство.
2-й секретарь Императорского Российского посольства во Франции помассировал виски, вздохнул и склонился над паспортом Енгалычева. Татарин, думал секретарь. Университеты им подавай. У секретаря дико болела голова, отчего он был в раздражении. Сейчас оформим паспорт – и домой, под одеяло, да горячего бордо с корицей, и рому туда побольше…
При Александре I в посольстве жилось проще. Запретив губернаторам выдавать заграничные паспорта, император ввел их выдачу только в Санкт-Петербурге, с разрешения высших чиновников. Губернским властям было предписано сообщать обо всех возвращающихся из-за границы – лично его величеству, на имя высочайшей канцелярии. Это резко сократило поток желающих – а главное, способных – выехать в Париж. Смута наполеоновских баталий канула в прошлое; посол зевал да волочился за мадемуазельками.
Секретари полировали ногти в ожидании обеда.
Когда на престол взошел Николай I, вроде бы начались послабления. Но в посольстве хорошо понимали: вольность – ненадолго. И со дня на день ждали свеженький указ государя, после которого рассчитывали вовсе избавиться от визитов