– Как все это скучно, – сказал Вольнов. – Наверное, из-за этого я и не женюсь.
Она перестала играть с ним и сразу стала очень далекой и недоступной.
Яков уже возвращался, чуть покачиваясь на длинных ногах и безмятежно улыбаясь.
– Какой я болван! – заявил он, садясь верхом на свой стул. – Не следовало мне тогда полный вперед давать – это я теперь точно понял… Агнюша, скажи мне что-нибудь утешительное, а? Видишь, до чего я докатился – перегоняю на Восток рыболовные сейнера. А их проще было погрузить на платформы и отправить по шпалам – по шпалам…
– Они не пролезают в туннели, наши авианосцы, – сказал Вольнов. – Об этом было в газетах.
– Яков Борисович никогда не читает газет, – сказала Агния, отодвигая от Левина бутылку. – Он не читал их даже в госпитале.
– На Восток дойдет только половина сейнеров. Другую половину раздавит, и они – буль, буль, буль… – объявил Левин. Он не смеялся сейчас.
– Не говори глупости, Яша, – сказала Агния. – И не притворяйся, будто у вас опасная работа. Сегодня куда опаснее работать шофером такси в большом городе, нежели плавать в море.
– И она права, эта девочка! – заорал Левин в восторге на весь ресторан. – Она всегда права! Вот несчастье-то, а?!
– Не кричи так, – попросил Вольнов, потому что на них уже оборачивались. – А всегда право только море. Оно знает все.
– Точно, – сказал Левин. – Никто на этом свете ни бельмеса не знает.
– Что знает море? – спросила Агния. – Я, Глеб, прожила рядом с ним десять лет, все детство, – и заметила только, что у моря нет весны и осени, есть только зима или лето.
– Чепуха, – махнул рукой Левин. Он злился. – Чепуха все это… Море – это отделы кадров, излишек штурманов в стране, техминимумы, анкеты, визы и всякие другие штуки… И простите, мне надо на минутку еще уйти…
Он резко встал и пошел к своим зверобоям, они радостно махали ему.
– Очень хочется еще капельку выпить, – виновато сказал Вольнов. – Я рад, что вы пришли… Мне стало как-то спокойнее теперь. Но все равно хочется еще немножко выпить…
– Когда вы вернетесь? – спросила она, осторожно трогая щеки ладонями. – Я сегодня купалась, и у меня покраснел нос, да?
– Кажется, не очень… А вернемся месяца через три-четыре, если все будет хорошо. Арктика есть Арктика, как сказал бы мой механик.
– Четыре месяца – большой срок… Сто двадцать утр, дней, вечеров и ночей… Очень длинно. Налейте мне кофе, пожалуйста.
– Тут одна гуща.
– Тогда закажите еще.
Он стал звать официанта.
Певица пела песню об Индонезии, о пальмах, которые стоят на берегу моря.
– А Яков – молодец, – сказала Агния. – Ему ведь тяжело очень сейчас, а как держится отлично.