Исключение составлял Ерема Кривой. По-настоящему его звали Семен Ровный, но пересмешники не упустили случая пощелкать клювами. Работал Ерема завстудией бальных танцев при заводском ДК и помимо несомненных достоинств тапера обладал незаурядным даром рассказчика. Удивительные истории сыпались из него как пшено из дырявого мешка. Сочинял он их за доли секунды и по любому поводу, но совершенно серьезно убеждал собеседника в абсолютной подлинности придуманной на ходу дурки. Настоящий артист, Ерема первым верил своим вракам, и довольно часто его искренняя убежденность передавалась окружающим. В компании он слыл незаменимым тамадой и балагуром, потому и был допущен в элиту среднего звена.
Николай Александрович любил наблюдать за Еремой во время танца. Двигался тот мало, то ли экономя энергию, то ли не желая снисходить до уровня публики, но по его телу словно пробегали волны. В точном соответствии с ритмом музыки волны раскачивали Ерему; небрежно отмахивая руками, он скользил между топтунами, плавность его движений подчеркивала их неуклюжесть.
К удовольствию от наблюдения примешивалось некоторая гадливость: по слухам, любовный интерес Еремы не ограничивался особами противоположного пола. Узнав о предполагаемом содомизме, Николай Александрович перестал подавать ему руку; в тех же случаях, когда отвертеться не удавалось, мягкая, обволакивающая кисть ладонь Еремы будто приглашала к противоестественным утехам. От такой перспективы к горлу подкатывался тошнотворный ком, а мышцы таза сжимались, затрудняя передвижение.
Впрочем, одна парочка не просто растрясывала обильный обед, а явно возилась по делу. За внешне безразличными телодвижениями Николай Александрович четко проглядывал сексуальную напряженность. Честно говоря, он всегда воспринимал танцы как узаконенную возможность обнять просто так недоступную бабу. В юности Николай Александрович танцевал только для приближения к цели, никакого художественного удовольствия от па и коленец он не получал. Выбрать подходящий объект, пригласить, обнять, завести разговор – вот единственно разумная цель мужского изобретения, именуемого танцульками.
Правда, иногда неплохо бывало слить избыток энергии, но когда это бывало в восемнадцать, двадцать, внутри все трещало под напором гормонов. Потребность в разрядке резко пошла на убыль после двадцати пяти и сошла на нет с началом семейной жизни. Усталые командиры среднего звена танцевали по инерции, соблюдая общепринятую форму культурного веселья, но главное – для утряски заглоченной пищи.
Обняв