– Так мы далеко не уйдем!
– Между прочим, если бы ты сделал еще шаг, то непременно споткнулся бы о бревно, которое там оставил Фанно. Пусть Коули сама тебя ведет, ты не бойся.
– А мне что делать?
– Просто скажи: «Идем, Коули!»
– Идем, Коули! – повторил я послушно, сжимая в руке кожаный поводок.
Поводок мягко потянул меня вправо и вперед. И я смело пошел за Коули, пока поводок не замер, предлагая мне остановиться.
– Идем назад, Коули, идем к Грай, – сказал я собаке, и она тут же повернула назад и вскоре остановилась.
– Я здесь, – сказала Грай. Она стояла прямо передо мной, и голос ее прозвучал непривычно резко.
Я опустился на колени к сидевшей на земле собаке и обнял ее. Шелковистое ухо коснулось моего лица, усы щекотали нос. «Коули, Коули», – нежно приговаривал я.
– С ней я почти не пользовалась своим даром, только в самом начале раза два, – сказала Грай. Судя по всему, она тоже присела на корточки рядом со мной. – Она очень быстро все схватывала. Она просто умница! И очень спокойная. Но вам нужно еще немного поработать вместе.
– Так мне лучше оставить ее здесь, а потом приехать за ней?
– Не думаю. Я просто могу сказать, чего тебе делать не стоит. И постарайся не требовать от нее сразу слишком много. А потом я всегда могу заехать и поработать с вами обоими. Я с удовольствием приеду.
– Это было бы здорово, – сказал я. После страстей и жестокостей Драмманта, после всего, что мне довелось там пережить, чистая любовь и доброта Грай, спокойное и доверительное отношение ко мне Коули оказались для меня чересчур сильным испытанием. Скрывая волнение, я спрятал лицо в курчавую шелковистую шерсть и сказал с чувством: – Хорошая собака!
Глава 12
Когда мы с Грай наконец пошли к ним в дом, я с ужасом узнал, что моя мать, слезая с коня, потеряла сознание и упала – хорошо еще прямо отцу на руки. Ее отнесли наверх и уложили в постель. Мы с Грай крутились поблизости, чувствуя себя маленькими и беспомощными, – как обычно чувствуют себя подросшие дети, когда в семье заболевает кто-то из взрослых. Наконец Канок сошел вниз. Он подошел прямо ко мне и сказал:
– Она поправится.
– Может быть, она просто устала? – предположил я.
Он замешкался с ответом, и тут вдруг Грай спросила:
– А ребеночка она не потеряла?
Это было частью дара Грай – знать, что в одном теле одновременно существуют две жизни. Наш дар, например, таких преимуществ не давал. Я уверен, что Канок до этой минуты понятия не имел, что Меле беременна; возможно, она и сама этого еще не знала.
Меня эта новость не слишком взволновала. Мальчишка в тринадцать лет обычно довольно далек от этой стороны жизни; беременность и рождение ребенка – для него весьма абстрактные вещи, не имеющие к нему самому никакого отношения.
– Нет, – сказал Канок. Помолчал, словно колеблясь, и прибавил: – Ей просто нужно отдохнуть.
Но его усталый,