– А как насчет… скажем, подсвечника?
– Давай!
Очень скоро он вошел в азарт. Я старательно подыгрывал ему, рисуя так быстро и добросовестно, как только мог.
– Пара сапог? Ветка винограда? Белка?
Четверть часа спустя комната была на треть завалена разнообразным хламом. Кое-где прыгала мелкая живность, впрочем, довольно быстро она исчезала – просто растворялась в воздухе, оставляя вместо себя зыбкую серебристую дымку, а потом исчезала и она. Под конец Джейкоб всё-таки вытащил из ниоткуда физическую оболочку Флейм, и я даже успел очень основательно поцеловать ее, прежде чем она растаяла. Мальчишка наблюдал с раскрытым ртом. Мне казалось, что он завидует.
Я сделал вид, будто моя фантазия истощилась, и предложил ему самому называть предметы. К тому времени он вошел в настоящий раж. Должно быть, в детстве его не слишком баловали развлечениями. Я решил сыграть на этой слабости и не прогадал, но всё равно, услышав слово, сорвавшееся с его губ, почувствовал, как что-то судорожно сжалось в горле.
– Арбалет! – с восторгом воскликнул Джейкоб, – Нарисуй теперь арбалет! Заодно покажешь мне его!
На миг я утратил способность дышать, не говоря уж о том, чтобы говорить. Потом нечеловеческим усилием воли взял себя в руки.
– Арбалет? Парень, сразу видно, что ты ничего в этом не смыслишь. Это штука непростая, я даже не уверен, что смогу…
– Ты смог нарисовать женщину! – обиженно вскрикнул Джейкоб. – Почти живую женщину!
– Эх, парень, арбалет будет посложнее женского тела, – усмехнулся я. – Ладно, попробую. Дай мне пару минут.
Он кивнул, подавшись вперед и пожирая меня глазами. Я опустил голову, приставил грифель к пергаменту, чувствуя, как дрожит рука. Если получится… Боги, а вдруг получится? Кажется, мальчишка всерьез не ждет от меня опасности – в самом деле, ведь это только иллюзия… Иллюзия, которая просуществует не больше нескольких часов и, не исключено, поможет мне выбраться отсюда. Я работал на совесть – так тщательно до того я вырисовывал только задницу Флейм. Особое внимание уделил крестовине и тетиве, внезапно осознав; что понятия не имею, как изобразить правильное натяжение. Положился на интуицию, постоянно держа перед мысленным взглядом мой арбалет, оставленный в лесной хижине. Закончив, пририсовал рядом несколько болтов с пергаментным оперением, чувствуя что-то близкое к панике.
Где у нарисованного болта центр тяжести?! Потом я вспомнил, что червяка в яблоке тоже только представлял, и положился на воображение.
Наконец, – думаю, прошло больше, чем несколько минут, – я протянул рисунок Джейкобу, стараясь, чтобы моя рука не дрожала. Он выхватил листок, впился в него глазами, тут же скис, разочарованно протянул:
– Тако-ой?
– А ты думал какой? – деревянно улыбнулся я, стиснув под столом заледеневшие руки.
– Не знаю… Ладно, – он накрыл рисунок ладонями, закатил глаза.
Я не отрывал взгляда от его пальцев,